ГЛАВА 1
Поворот, коридор, ещё один. Университет насчитывает не меньше десяти корпусов, не считая корта, бассейна, спортзала и общежитий, а топографический кретинизм мешает хотя бы примерно запомнить их расположение. Обычно проблема с опозданиями решается улыбкой и извинением, но не сегодня. Ещё и Сашка задержал, а если не успеть к Глебову, не то что с первой пересдачи, даже с третьей сдать математику не удастся.
Рывком открытая дверь и аудитория с чужой группой и чужим преподавателем. Финиш.
— Извините, — самое время паниковать.
Пара началась, я в другом конце не того здания, а Глебов обещал четвертовать за ещё одно, даже секундное, опоздание.
— Кира! — Хоффман стоит рядом.
Высокий, темноволосый, ненамного старше меня и с такими знаниями, что наши преподаватели на него чуть ли не молятся. Серьёзный, ответственный и обеспеченный. Настолько, что старается это не столько скрыть, сколько не выпячивать, но мне хорошо известно, что за лейбл на всех его футболках. А стоимость самых обычных на вид часов на металлическом браслете измеряется в тысячах и далеко не рублей.
— Ты не успеешь.
— Я в курсе, Хоффман.
Его опека откровенно бесит. И не только меня.
Количество желающих заграбастать Гришу Хоффмана в меркантильные ручки с идеальным маникюром растёт с каждым месяцем, не спасает даже вечерка. Стоит ему появиться в учебном корпусе и семнадцать девчонок нашей группы готовы растаять восковыми лужами у его ног. И это не считая преподавательниц, секретарей и заведующих кафедрами, сосчитать которых не сможет даже ректор.
Увы, принципиального различия между пятью минутами опоздания и прогулом всей пары в отношении меня у Глебова не существует. Осознание заставляет обречённо выдохнуть, и я сажусь на ступеньку красивой мраморной лестницы, по которой только начала спускаться.
Идея получить высшее образование забрела в мою голову прошлой весной и следующие два месяца в ход шли все доступные способы, чтобы убедить Кирилла. Начиная с интернет-сёрфинга и заканчивая бурными ночами в общей постели. В начале июля он согласился, и у меня оставалось лишь несколько дней на сдачу экзаменов и сбор документов. Невозможно. Немыслимо. Но мне удалось! И отчисляться в конце первого курса я не собираюсь даже из-за особой нелюбви преподавателя.
И это не только моё мнение. Стоит Глебову поднять на меня взгляд, и голубые глаза становятся холодней шельфовых ледников. Притом что звание худшего математика в группе принадлежит далеко не мне, и та же Малика, например, сдаёт её исключительно из-за врождённого умения списывать.
Несмотря на это университет всё равно стал моей отдушиной, но сейчас наваливается запоздалое чувство вины. Перед моим уходом Сашка начал капризничать и нам с Александрой Борисовной пришлось в четыре руки отрывать его от меня, и даже час спустя в моих ушах всё ещё стоит его горестный плач.
— Кир, брось. — Хоффман садится рядом, касаясь бедром моего бедра. — Глебов — нормальный мужик. Сдашь. Если не с первого раза, то со второго точно.
Сдать-то сдам, но для этого мне предстоит неделю, а то и две посвятить исключительно высшей математике. Вряд ли Сашка с Кириллом придут от этого в восторг.
— Ты-то что здесь делаешь? — хмыкнув, я поворачиваюсь к нему. — Тебя он с радостью примет даже за пять минут до конца пары.
Хоффман догнал меня перед самой аудиторией, одним своим появлением заставив порадоваться, что я, наконец-то, не ошиблась корпусом.
— Составляю тебе компанию, — он копирует мою позу.
— Так просто?
Его глаза слишком близко.
Настолько, что впервые за девять месяцев до меня доходит, что они у него разного цвета — один зелёный, другой голубой. Красиво. Действительно, красиво, и в копилку Хоффмана с предупреждающим звоном падает ещё один плюс. Моргнув, я сбрасываю наваждение. С чего вдруг меня интересуют чужие глаза?
— Ты же знаешь, что нет, — а он приближается, широкая ладонь зарывается в распущенные волосы, взгляд касается полуоткрытых губ.
— Охренел? — Моя вина! Отталкиваю, вскакиваю, но Хоффман не делает больше попытки приблизиться, поднимается следом. Опасный прищур, снисходительная усмешка, руки в карманах — вот и всё, что остаётся от всеобщего любимчика. — Я замужем!
— Я в курсе. — Мы стоим друг напротив друга, и если мой взгляд не обещает ничего хорошего, то его излучает истинно мужское самодовольство. — А ещё я знаю, кто и почему подсунул тебе не то расписание.
— Знаешь, но не скажешь?
Случайный почти поцелуй, моё практически согласие и резкое возвращение в реальность. Сомневаюсь, что последнее заставит Хоффмана раскрыть свои секреты.
— Почему же. — Он забрасывает сумку на плечо, но на этом не успокаивается.
Ещё на шаг ближе, моя у него в руках, и он бережно вешает сумку мне на плечо под моим острым немигающим взглядом. Опять слишком близко.
— Ты же умная девочка, Кира. Подумай сама, почему тебя так ненавидит Меркулова.
— Это твоя вина! — секундное замешательство и обвинение, которое заставляет его обернуться на последней ступени лестницы.
Меркулова — староста, а одногруппницы недолюбливают меня лишь по одной причине.
— Уверена? — под взглядом Хоффмана легко почувствовать себя идиоткой. — Люблю поплавать в бассейне, — совершенно не в тему сообщает он, засунув руки в карманы, — и Олимпиец был моим фаворитом, пока не закрылся на реконструкцию.