Глава 1, в которой Шерит сильно озадачен
Из дневника Бертрана Дор-Меринга:
«Дождь заливал недавнее поле боя, превращая его в месиво из вспаханной конскими копытами и ядрами земли, людских и лошадиных трупов, отдельных человеческих останков, развороченных телег. Упругие струи били по красным от крови лужам. Темнейший Дортейн оплакивал своих детей.
За стеной воды я не мог видеть дальше двух шагов, оставшийся целым глаз заливала мутная алая пелена, второй, кажется, был выбит. Правая рука оказалась раздроблена в нескольких местах и висела плетью. Внутри все горело огнем, и в полубессознательном бреду, в котором я находился, едва ли мог определить повреждения. Два ребра сломаны точно. Похоже, только ноги целы.
Дортейн послал этот дождь мне во спасение, я знаю. Никто из объединенной армии тьеров не рискнул высунуть нос из своих нор, чтобы убедиться, что убили всех. Всех до единого. Кроме меня.
И я полз. Полз на ощупь к той самой яме, вырытой в корнях древней ели, которую накануне показал отец. Он сказал, что это надежное убежище, защищенное от магического поиска, где я могу укрыться в случае надобности. О, как я возмутился! Я негодовал. Я чувствовал себя оскорбленным.
Как отец мог сомневаться в победе? Разве не мы – могущественные маги, потомки самого Дортейна? Что могут противопоставить нам эти смертные людишки? На их стороне осталась лишь малая часть магов, прикрывающих свой страх бредом про заветы Божественных Братьев. На мою гневную тираду отец лишь велел заткнуться и настроить маяк на укрытие.
Он что-то знал. Или предчувствовал. Это был наш последний разговор. А потом случился бой. Короткая омерзительная бойня. Тьеры предложили нам сдаться, и, получив закономерный отказ, сделали что-то… тогда я не знал, что произошло. Это была магия, определенно, магия. Но неведомая, страшная, настолько мощная, что заставляла лопаться барабанные перепонки еще за несколько сот метров до воздействия.
Все произошло молниеносно. Из лагеря тьеров в небо поднялся столбом черный смерч, распался веером в воздухе, замер на несколько мгновений, словно позволяя нам разглядеть получше свою смерть. А потом просто упал куполом на многотысячную армию доров, сметая все на своем пути. В полной тишине разлетались на осколки выставленные щиты, падали, как подкошенные сильнейшие маги королевства, и последнее, что я запомнил, это как день стремительно превратился в ночь.
Меня спас отец. Я понял это, когда выбрался из-под его трупа. Не замечая собственной боли, я долго рыдал над изломанным телом, в котором с трудом можно было узнать гордого, непреклонного двадцать шестого благородного дора династии Мерингов. А потом я пополз. Каждое движение вызывало сноп искрящейся, убийственной боли, которую я почти не ощущал и был рад ей, как искуплению за то, что все еще жив. Я полз, почти ничего не соображая, меня вел маяк, тот самый маяк, который отец чуть ли не силой заставил вчера навести на укрытие. Я проваливался в грязь, полз по слякоти и лужам, поливаемый и скрываемый ледяным дождем. Отчаянно толкался ногами, рукой цеплялся за все, что попадется – трупы, доски, пучки травы, комья земли.
Это длилось бесконечно. Я терял сознание, приходил в себя и двигался дальше. А потом провалился между корней старой покореженной временем ели, машинально закрыл пассом вход и погрузился в спасительную темноту.»
***
- Доброе утро, Монрет – поприветствовал Шерит.
Невысокий седой человек в темно-сером камзоле порывисто поднялся со своего стула и низко поклонился:
- Рад приветствовать Ваше Высочество.
Несмотря на дружеские и весьма взаимовыгодные отношения с младшим сыном короля Морирата Грегора VI, главный секретарь мудро предпочитал придерживаться в общении строго официального тона.
Шерит прошел мимо ряда мягких кресел для посетителей, расположенных вдоль стены, и уселся на край огромного стола Монрета. Он взял из вазочки орешек и ловко отправил его в рот. Секретарь невозмутимо продолжил перебирать бумаги.
- Скучновато у тебя сегодня.
- Основной поток посетителей приходится на первую половину дня, сир, - бесстрастно ответил Монрет.
- Угу.
Шерит с тоской оглядел приемную отца. Все здесь ему было знакомо с детства. Стены, обитые резными ореховыми панелями, зеленые бархатные кресла, высокий потолок, расписанный фресками трехсотлетней давности, многоярусные светильники и массивные бронзовые канделябры. Взгляд принца задержался на двустворчатой двери, ведущей в кабинет. На гладкой поверхности каждой створки был вырезан пышный герб Тростейнов – щит с магическим шаром и королевским скипетром в окружении единорогов, оливковых ветвей и короны. Во всем дворце это была, пожалуй, единственная дверь, возле которой не дежурил паж.
- Воюют? – спросил принц, кивнув на кабинет отца.
Монрет в ответ лишь выразительно закатил глаза.
- Давно? – еще один орешек полетел в рот принца.
- Восемьдесят семь минут, сир, - тем же тоном ответствовал Монрет.
- Значит, скоро закончат. Я засекал, Деррик выдерживает ровно час перед тем, как отец доведет его до белого каления.
Оба посмотрели на часы на стене. В наступившей тишине стало слышно, как они тикают. Стены просторного зала приемной перед королевским кабинетом были богато украшены картинами с изображением эпохальных событий из истории Морирата. Шерит знал, что король специально приказал повесить часы между портретами Пумнира Лысого и Ализетты Хитрой, чтобы любой человек, желая узнать время, волей-неволей вспоминал самых страшных и жестоких правителей в истории страны. Над часами висела картина с изображением момента казни Герцога Рустрана, пытавшегося пару сотен лет назад устроить государственный переворот.
