Всем известно, что каждый день недели имеет свою собственную историю, свой запах и дом, где он скрывается в то время, пока другие шесть дней сменяют друг друга.
Четверг, например, прячется в кустах цветущей сирени и поэтому всегда приносит с собой запах увядающей весны. В этот день змеи сбрасывают старую кожу и небо на закате окрашивается в фиолетовый цвет. По воздуху носятся майские жуки, а на окнах домов начинают мерцать отражения давно погасших звезд. Дети рисуют на бумаге свою будущую старость, а взрослые, разглядывая их рисунки рассказывают друг другу несуществующие истории из своего детства.
Суббота все шесть дней лежит на самом высоком облаке, разговаривает с пролетающими мимо стрижами и лениво смотрит вниз, на поля и дороги. Когда приходит её черед, в воздухе начинает звенеть запах летней грозы и только что окончившегося дождя. Все в природе наполняется жизнью и жаждой путешествий. Теплый ветер дует в лица людей, рисуя на них смех и улыбки.
А Понедельник проводит все свободное время на дне пруда, вороша глинистое дно и вековой ил. Он приносит с собой прохладу с лёгким запахом грусти и усталости. Птицы летают низко и все зеркала в этот день врут тем, кто в них смотрится. Лишь в Понедельник трава не покрывается росой на заре и родники целый день отражают спрятанные за облаками звезды.
В Пятницу родники напротив укрываются растущей рядом травой, а птицы взмывают высоко вверх, за радугу. А все потому, что Пятница спит в гнезде иволги и поэтому пахнет добротой и материнским этот день рыба от утренней до вечерней зари не переставая плещется на поверхности воды и не уходит на дно. Пауки не плетут паутин, а улитки перекрашивают свои раковины.
Среда, лишь только ее время подходит к концу, забирается в самое сердце стога из свежескошенной травы и все шесть дней лежит там, сочиняя сама себе сны. Она приносит запах полыни и цветущего клевера. Небо становится большим и деревья начинают с новой силой тянутся к недосягаемой для них синеве. В этот день ласточки вьют гнезда из рассыпавшихся по ветру семян одуванчика, зацветает укроп и тыква и березы плачут от переполняющего их счастья.
Во Вторник ветер приносит в мир аромат спелых вишен и забытый запах парного молока. Кроты выползают на свет и до самого вечера гоняются за летающей по ветру паутиной. Вода становится ласковой и утки целый день ловят в пруду уснувших на листьях камыша лягушек. Все вокруг становится теплым и когда в этот день идет дождь, он не стучит по крыше домов, а плавно стекает, издавая мягкий, согревающий звук. А все потому, что Вторник прячется под подушкой спящих детей и случайно касается локтем их снов.
И, наконец, Воскресенье. Одно оно вмещает в себя запахи всех шести рождающихся перед ним дней и, смешивая их, дарит миру свой, ни на что не похожий аромат, заставляющий вращаться колесо жизни снова и снова. В этот день тени прошлого, которое уже никогда больше не повторится, встречаются с призраками будущего, которому никогда не суждено сбыться, и из их объятий рождаются семена беспричинной неутолимой тоски, щедро усыпающие людские сердца. Лишь Воскресенье, когда его время заканчивается, не исчезает в одном ему известном месте на отдых. Оно скрывается в каждом из шести дней, превращаясь то в еще одну звезду на вечернем небе, то в еще один ручей в густой зеленой траве, то еще в одну пчелу, летающую над цветами яблонь. И только тот, кто родился на стыке весны и осени, способен увидеть в каждом дне недели частичку спрятавшегося Воскресенья.
Люди забыли эти истины и давно уже живут в рамках висящего на стене календаря. Лишь некоторые дети, впитавшие в раннем детстве молоко матери, остуженное в лунном свете, еще могут не раскрывая утром глаз назвать имя наступившего дня, угадав его по принесенному им запаху.
Жаворонок проснулся от того, что хлопнула дверь. Вырванный из сна, он тут же оказался во власти царящего в комнате мрака. Юношеские глаза, успевшие за долгое время привыкнуть к столь резким сменам дня и ночи уже осматривали комнату. Но все было как и всегда: все тот же старый, покосившийся шкаф, все тоже покрывшееся плесенью зеркало, все те же не горящие светильники. И все та же, тьма, утопившая маленькую комнату в своей не досягаемой для света бездне.
Жаворонок быстро скинул тонкое одеяло, вскочил с постели и подбежал к двери. Комната, хоть и была стянута черным плащом мрака, все же сохранила очертания стен и спрятавшихся в ней предметов. Благодаря этому Жаворонок без труда мог перемещаться по ней. У двери, как и всегда, уже стоял поднос со стаканом воды и двумя небольшими хлебцами. И, так же как и всегда, тот, кто принес эту воду и хлебцы уже успел скрыться.
Юноша бережно поднял чуть черствый хлеб и прижал к груди. От румяной хлебной корки еще исходил волшебный аромат того, кто сейчас стоял по ту сторону двери. Жаворонок встал на колени и посмотрел в узкую замочную щель, но, как и всегда не увидел ничего кроме непроглядного мрака. Такого же, как и в его комнате. И конечно же никаких следов того, кто принес пищу.
– Я так устал, – тихо сказал юноша, прислонившись спиной к двери.
