1. 1
— Ты куда, негодный? Нам в другую сторону! — Я дергала поводья и сжимала коленями чешуйчатые бока ящера — все без толку: верд не реагировал на неумелые попытки им управлять, только мотал головой и летел строго на север, прямо в страшные Ничьи земли. — Поворачивай немедленно! Я хотела сбежать из дома в столицу, а вовсе не в дикие степи!
Вскоре далеко внизу мелькнула голубая лента полноводной Адонны, а за ней… Сквозь слезы я рассматривала отроги Золотых гор и широкую степь, прерываемую реками, лесами и рощами. Из-под облаков все выглядело вполне мирно, только на широких просторах не видно было поселений, распаханных полей или пастбищ. Нигде. Отсюда до Великого океана — лишь бескрайние степи, кишащие воинственными племенами орков, и дремучие, полные смертельных ловушек леса. Ничьи земли вошли в народные легенды как место, откуда вернулись немногие. Три городка у побережья — вот и все, что народы континента Табхайер отвоевали у загадочных недобрых сил, которые, по слухам, опутали эти места чарами.
Вой ледяного ветра заглушал мой жалкие попытки вразумить крылатого ящера. Холод на высоте был такой, что меня чуть не приморозило к седлу, а поводья, которые я все еще упрямо тянула, кажется, стали продолжением моих рук. К счастью, вскоре я додумалась окружить себя согревающей сферой. А вот ящеру пришлось туго: на украшающем его голову ярко-зеленом костяном роге образовалась ледяная, поблескивающая на солнце корка. В конце концов это неудобство заставило верда снизиться и лететь не так высоко над землей.
Теперь мы неслись над болотистой поймой реки, поросшей редколесьем. Я вздохнула свободней, пытаясь размять затекшую от многочасовой езды спину. Слезы на щеках высохли, а я почти успокоилась и решила, что ящер рано или поздно вынесет нас на побережье. Доберусь до ближайшего города и дам знать любимому. Он что-нибудь обязательно придумает, Ги у меня такой.
Вдруг крылатый дернулся всем телом и потерял высоту. Потом полет выровнялся, и ящер пролетел еще немного, а затем камнем рухнул вниз, прямо в кроны деревьев. Все произошло так быстро, что я едва успела отстегнуть страховочный ремень, но поводья из рук выпустить не смогла. Так мы и упали вместе. Последнее, что я запомнила: ветки и широкие зеленые листья яростно хлестали, пока мы стремительно неслись вниз.
***
Сознание возвращалось урывками. Некоторое время я балансировала на грани забытья, а потом долго безуспешно пыталась вспомнить, что случилось, и откуда во всем теле эта свинцовая тяжесть. Кажется, даже веки трудно поднять.
Что со мной?
Не пытаясь открыть глаза или пошевелиться, я чутко вслушивалась в окружающие непонятные шорохи, потрескивания и скрипы. Пахло сыростью, дымом и отчего-то немного болотом, но надо всем преобладал аромат душистых трав. Непривычные звуки и запахи подсказали, что я не в замке отчима и не в пансионе лейры тэ’Иман.
А где?
И тут память проснулась и услужливо подсунула воспоминания о бегстве из Брокк-Эйса и мучительном многочасовом полете над пустынными просторами Ничьих земель. А потом… Ох, если бы были силы, застонала бы в голос.
Какая же я дурочка! Лихая наездница! Бросилась в бега, впопыхах схватив первого же оседланного верда в загоне. Учитывая, что в последний раз я каталась с отцом (а он скончался двенадцать лет назад), удивительно, как мне вообще удалось поднять ящера в небо. Но управлять этой животиной оказалось гораздо сложнее, чем описано в романах.
И вот я там, куда меня занес неразумный ящер. В Ничьих землях.
Рядом послышались легкие шаги. Я с огромным трудом чуть приподняла веки. Сгорбленная старуха в длинной темной тунике поверх ярко-алой рубашки деловито рылась в шкафу, шурша бумажными свертками. Полумрак в комнате разгонял небольшой световой шар. Вот она повернулась ко мне в профиль: глубокие морщины не могли скрыть былой красоты. Ее кожа — темная, почти черная — составляла резкий контраст с совершенно седыми волосами, заплетенными на эльфийский манер во множество кос.
Комната заслуживает отдельного описания: дальняя стена была земляной и укреплена от осыпания часто вбитыми кольями. Здесь же большими камнями выложен огромный очаг, в котором тлели куски торфа, а на треноге в большом котле закипало какое-то варево. Три другие стены сложены из толстых бревен. И повсюду развешаны пучки сушеных растений и грибов, даже под низким потолком на натянутых веревках. Я без труда сделала вывод, что ремесло хозяйки этой хижины — травница или деревенская лекарка.
Теперь можно домыслить, как я попала сюда. Помню, как окончился мой кошмарный полет. Непослушный ящер вдруг стал падать кувырком вниз, а я вылетела из седла, все еще держась за поводья. Ветки, листья. Все. Дальше темнота. Вероятно, добрая женщина нашла меня и выходила. И сделала это на совесть, потому что я не чувствую боли, вроде бы ничего не сломано. Только чрезвычайная слабость.
Узкие оконца темны — очевидно, сейчас ночь. Почему же старушка не спит?
А между тем травница нашла то, что искала: небольшой бумажный сверток. Достала из сундука у кровати зеркало на массивной черной подставке. Установив его на столе, посреди плоского металлического блюда, она высыпала из пакета мох и зажгла его. Густой едкий дым пополз по комнате. Я постаралась спрятать нос под одеяло, чтобы не надышаться. И, как оказалось, не зря. Дым был не простой. Старуха невнятно пробормотала заклинание, а потом ткнула костлявым пальцем прямо в зеркало.
