Забывается, все забывается,
И не помнится даже любовь.
Клетки нервов в мозгу разрываются
Из-за соударения лбов.
Перекатится поле пустынею,
И песками захватится голь,
Но останется дева святынею,
Порождающей радость и боль.
Ты, доступная и неприступная,
Прекратишь ли себя бичевать,
Будто грешницу, вечно преступную
В том, что жаждет святое продать?
Разве есть под луной сладострастие,
Если нет единения душ?
Назовутся навеки несчастными,
Кто не сможет согреться от стуж.
Но ошибки людей повторяются,
Заблуждаться привычней сердцам.
Забывается, все забывается,
Нет беспамятству в мире конца.
Ты – своих заблуждений поклонница:
Ведь в роскошных болотах дворцов
Пред тобой пролетает не конница,
А влачится пехота глупцов.
В дорогом, не узористом свитере
Ты сегодня опять принялась
Хаотично «насвистывать» в Твиттере,
Отмывая прилипшую грязь.
Там агрессия – словно прострация,
И улыбка – как будто плевок.
Глянца ищет в сети репутация —
Но от этого будет ли прок?
Только мнится, что важное сказано
В этой пагубной «свисто» -войне.
Ты пойми, ничего не доказано,
В том числе не доказано мне.
Не хочу превращаться я в клавиши,
По которым ты бьёшь невпопад.
Мне хотелось бы вкутаться в ландыши,
Чей вдыхала бы ты аромат.
Да, забудутся имя и отчество,
И деяния канут во мгле,
Но твое без любви одиночество
Не истлеет забвеньем в земле,
Потому что ты – дева не худшая
И не лучшая в сонме веков,
Но ты как-то иначе заблудшая:
Ты сковала себя без оков.
Ты свободна, но все же ты пленница;
Ты богата, но все же бедна;
Ты верна, как святая изменница,
Не достигшая мыслями дна.
От судьбы – и пинки и затрещины,
От любви – наслажденья и смерть.
Но колено согнуть перед женщиной
Не посмеет никто не посметь.
Вот и я, весь обвешанный грузами
Биографии мутной и злой,
Подвергаемый критике музами,
Виртуально стою пред тобой.
На лице я не вижу волнения,
А в глазах – наркотический след
От возросшего вдруг самомнения,
Что тебе неподвластного нет.
Так и хочется в тон лицемерию
Распальцовку взметнуть в облака,
Раздувая эффектно феерию…
Но зачем мне валять дурака?!
Не за тем я, заплеванный бесами,
В будуар твой незримо проник,
Чтоб якшаться с твоими повесами,
Никогда не читавшими книг.
Мне достаточно слова приветного
И касания легкого уст…
Но, увы, ничего нет заветного
Для того, кто, как вакуум, пуст.
И наставник седой Аристотеля
Мне отныне уже не указ.
Кем напишется наша история?
Чем закрасят сияние глаз?
Все забудется, даже таинственность
Не имевших зарока ночей.
Не забудется только воинственность
Неприкаянной грусти твоей.
