ГЛАВА 1
Довольно скоро Оля поняла, что стоило отказаться от сопровождения.
Летний солнечный день был наполнен шелестом листвы, веселым чириканьем птиц и запахами земли и травы. Идеальное утро, и Оля чувствовала себя неуместно и странно в черной траурной одежде, как ворона, залетевшая в райский сад. Можно было обойтись и без показной печали, но почему-то в последний момент Оля сменила светлую блузу и джинсы на черное платье, которое вчера вечером предложила ей Оксана, Лешина сестра. “Так будет правильно”, – сказала она, и Оля с ней согласилась. И когда все его родственники вызвались пойти на кладбище вместе с ней, тоже не отказалась, ведь все-таки они почти стали семьей, и красная бархатная коробочка, которую Леша так и не успел ей отдать, подтверждала это без слов. Но уже выйдя из машины на парковке перед кладбищенскими воротами, Оля поняла, что должна была прийти одна – в черном платье или в голубой блузке, все равно. Только одна.
И это тоже было бы правильно.
– Все хорошо? – обеспокоенно спросила Оксана, ненавязчиво беря ее под локоть. С другой стороны с деликатным сочувствием смотрел ее муж, Сережа. Оля покачала головой, поблагодарила за заботу и постаралась поскорее уйти вперед.
С сестрой Алексея они впервые увиделись на его похоронах в Старой Руссе в трехстах километрах от Питера. Леша до самой своей смерти не торопился их знакомить, и именно благодаря ей это знакомство, наконец, состоялось. Он вообще был очень отчужденным в плане семьи, и Ольга до сих пор не понимала, почему. Родственники Алексея оказались добрыми и отзывчивыми. А может, смерть единственного сына сплотила их с неслучившейся невесткой.
И вот она снова в Старой Руссе, и снова идет по широкой дорожке, истоптанной сотнями ног, а по обе стороны от нее раскинулось поле могил. Новый погост не подавлял, как его старинный предшественник – Симоновское кладбище, расположенное в черте города, и в какой-то мере Оля испытывала радость от того, что ее Лешка лежал в этой земле, подставленной солнцу и ветру, а не гниющей в тени тополей и вездесущих зарослей клена.
За спиной слышались приглушенные голоса Оксаны и Сергея. Мужчина что-то тихо и успокаивающе говорил жене, и Олю кольнула обидная ревность, ведь ей всего ничего не хватило до того, чтобы обрести такое же счастье, какое было у Оксаны, как у девочек из Олиного салона красоты. Как у каждой второй женщины ее возраста. Но именно ей пришлось испытать не радость невесты, а вдовью скорбь, даже не выйдя замуж.
– Ну что ты глупости несешь, Оксан? – услышала Оля. – Насмотришься своих экстрасенсов. Твой брат давно на небесах, а ты ерунду какую-то городишь.
Что за ерунду городила Оксана, она уже не услышала. Свернула направо, прошла ровно шесть могил и за седьмой оградкой увидела крест, с которого на нее с эмалевой таблички, широко улыбаясь, смотрел Алексей Петрович Потемкин, уже навсегда двадцати шести лет от роду. Родился. Умер. Помним, любим, скорбим. Все, как положено, все как у всех, за исключением одного выбивающегося момента – Лешка был самоубийцей, а значит, на том свете ему были уготованы страшные муки. Так говорили Оле и всей большой и дружной семье Потемкиных, но, судя по кресту, который они все-таки установили на могиле, любовь к мертвому сыну возобладала над традициями.
– Отец настоял, – правильно истолковала подошедшая Оксана Олин взгляд. – Сказал, что негоже его сыну лежать, как какому-то безродному бродяге.
– Кары божьей не боитесь? – спросила Оля совершенно серьезно, хотя сама не считала себя особо религиозной.
Оксана зябко поежилась.
– Боюсь, но… это же наш Лешка.
Сергей обнял ее и потрепал по плечу. Оля отвернулась, и на секунду ей почудилось, что Лешин взгляд с фотографии совсем живой, как будто он и правда смотрит на нее из мира мертвых. Как легко поверить в это и надеяться, что наши мертвые любимые все еще где-то рядом с нами, оберегают, стоят за плечом, подают знаки. Но это не так. Человек либо есть, либо его нет, третьего не дано. Нельзя быть одновременно и тут, и там, существовать и не существовать в одно и то же время.
Возможно, только эта непреклонная уверенность не позволила Оле окончательно расклеиться за минувший год. Иногда лучше поставить болезненную точку вместо мучительного многоточия.
– Наверное, мы вас оставим, – вдруг догадалась Оксана. – Идем, Сереж. Навестим твою тетю.
Они вышли за ограду, и Оля почувствовала, как разжимаются невидимые тиски. Наедине с Лешей ей всегда становилось так спокойно, как будто он приносил с собой свежесть в ее пропахший муссами, кремами и лаками для волос воздух. И все становилось лучше, легче, радостнее. Как те незабудки, что он подарил ей в день первой встречи.
– Привет, – сказала она тихо. Разговаривать с покойниками это нормально, но беседы такие велись не голосом, а сердцем, и Ольга продолжила говорить мысленно, слово за словом раскрывая перед любимым человеком свою опустевшую с его уходом душу. Сейчас можно было не притворяться сильной бизнес-леди, для которой не существовало непреодолимых преград, а маленькая хрупкая Оля мысленно выплакивала все свои печали до последней капельки, застывшей на дрожащих ресницах.
