и мы сойдём с ума, но не сдадимся
и если мир, бессонный как луна,
пойдёт на вы —
мы видим наши сны —
и этим иногда тайком гордимся.
вот этот сад, там бродит чья-то тень,
звонит в потёмках наша дребедень,
и намекает, что намек понятен.
мир полон белых пятен, как нам знать,
что воздух держит нас,
что он за нас,
и можно спрятаться на голом пустыре.
вот невесомость, ясная вполне,
вот независимость, дешевле, чем свобода,
вот бой часов как знак начала года,
вот я, как ничего не знак, и мне
спокойно дышится в дождливых переулках,
и кто бы знал, но эта тишина
скрывает гайки, винтики и втулки
и механизмы появленья сна.
шарахаться в ночи в конце-концов
не самый худший из всех вариантов,
вариативность хуже чем война.
ей нет конца и края нет в помине,
на этой окружающей твердыне
не устоит и простенький бордель.
вот,
например,
часы неугомонны,
и кто-то вышел в свет довольно сонно
в роддоме, заорав куда попало
и верно оценив, куда попал.
теперь, укрывшись сном как одеялом —
его, как остального, всегда мало —
идёшь в лесу, похожему на полночь,
и воздух холодит морскую пыль,
и быль, и небыль рядом за замками,
кого мы ждем —
всегда, всегда не с нами,
нас взял в кольцо своими чудесами
мир,
и осталось только сделать вдох.
таков расклад, а дальше будет. будет.
лежат в ладони камни с побережья.
они пропахли солью и дождем.
мы прячемся и снова всё сначала.
я им скажу, что что-то потеряла
и может быть к обеду мы вернёмся
но только если что-нибудь найдём.
31.03.2012