Глава 1
Девка была дивно хороша собой. Статная, ладная, златовласая, что пшеница в лучах восходящего солнца. По той пшенице она и шла, временами кланяясь борозде да собирая что-то в корзину, висящую на локте.
Княжич придержал коня – полюбоваться. Девка, видно, поднялась давненько, и ей, в отличие от Власа, никто к пробуждению трапезы не готовил. Сама мозолила тронутые загаром руки, сама в поле трудилась, сама и по хозяйству… Влас таких обыкновенно не привечал. К чему? Труженицы рано старели, привычно горбились, и кожа их покрывалась грязными пятнами рыжины, что меч ржавчиной, коли его долго не пускать в дело. Эта же иная. Когда нагибалась, спину держала ровно, а не дугой, кожу словно целовало какое-то другое солнце, ласковое да доброе, а не то, каковое припекает на самой окраине Срединных земель к середине лета. А когда нырнула в золотые волны двузерянки, будто нарочно выставив напоказ округлые бёдра, обтянутые понёвой, Влас и вовсе распустил ворот рубахи. Зной покамест не опустился на поля, а жарко вдруг стало…
Седовласый дядька поравнялся с княжичем, кивнул на девку.
– Подозвать?
Влас махнул смоляной головой, поглазел ещё малость и, наконец, звонко свистнул в два пальца.
Девка так и подскочила, выронив корзину, а весёлые парни, до того затаившие дыхание подобно господину, залились смехом. Отдышавшись, она сощурилась против солнца и признала молодца. Сказала, поскупившись на поклон:
– Здрав будь, княжич.
Влас повернулся в седле и упёр руку в бедро.
– И ты здравствуй, красавица.
Однако ж дальше разговор вести девица не спешила. Дождалась, пока хохот утихнет, обвела малую дружину хмурым взглядом да пошла подымать корзину. Влас всё больше привык к девам улыбчивым, смешливым. Такие сами норовили подойти к нему ближе, ненароком коснуться запястья, а то и шепнуть на ухо ласковое слово. Шутка ли? Мало того, что княжич, так ещё и хорош собой.
Эта же улыбкой никого не одарила. Да и умела ли?
Первым неладное заподозрил дядька. Кому, как ни ему?
– Будет, княже. Нас дома ждут.
Но Влас, как водится, только отмахнулся от старика.
– Подождут. Эй, славница! Что не весела?
– Некогда веселиться, – был ответ. – Работать надобно.
– А ты передохни, присядь, – Влас хлопнул себя по бедру, дескать, прямо сюда и садись. – А мои молодцы за тебя потрудятся.
Дружники снова загоготали, что стадо гусей.
– А ты, княжич, небось тоже без дела сидеть не будешь? Пока мы трудиться в поле станем, ты потрудишься над девкою?
Влас показал белые зубы: сами гадайте, стало быть.
Девка метнула тяжёлый взгляд парням за спины – туда, куда убегала пыльная колея. По ней приехали всадники, по ней чуть раньше пришла и она сама. Нынче, чтобы вернуться в деревню, следовало обогнуть дюжину оружных мужей да их вожака, скалящегося не хуже волка. Славница ровно и тихо проговорила:
– Не серчай, княжич, что не по чести тебя приветствую. Я с родовитыми говорить не обучена.
– Так я тебя обучу, – с готовностью пообещал Влас. – Знай слушай!
Она медленно покачала головой.
– Слыхала я, что и без меня тебе нашлось, кого учить. Неужто Матка не уважила, мёду не поднесла, рядом дочь не посадила?
Старшая в деревне, Матка Свея, и впрямь уважила его как следует. Мёд был сладок и пьян, а дочь её, что слыла первой красавицей в Тяпенках, добра и ласкова. Да не по сердцу. Где уж тут разгуляться молодому горячему парню, когда дядька нашептал: хитрая Свея не просто так отправила к нему любимицу. Зачнёт от княжича наследника – и станут Тяпенки зваться Срединной землёй, шляхам поганым на зло. А княжич возьми да и заупрямься! Словом, не веселие, а обида одна!
Оттого княжич, хоть и пировал вдоволь, и наплясался, а силушку молодецкую не растратил, да и хмель из буйной головы выветрил не до конца. А тут – девка! Да норовистая… Да та, что на пир не явилась, не пожелала поклониться щедрому господину.
Ещё дядька масла в огонь подлил:
– И то верно, княжич. Не таких тебе учить, не стоит того.
– Что я вам, жеребец племенной?! – взбунтовался Влас. Конь под ним заржал, почуяв злость хозяина, а дядька смущённо потупился. – Сам решу, кого и чему… учить.
– На то твоя воля, княжич, – не стала спорить девка и… пошла прочь прямо через поле.
Дружники не преминули подшутить:
– Что, княжич, уплыла рыбка? Али крючок маловат для такой добычи?
Власа в краску так и бросило!
– А ну стой! Ты, девка!
Златовласая лишь ускорила шаг.
– Сюда иди! Вот же Лихо! Привести её, живо!
Парням только прикажи: гикнули, хлестнули поводьями да поскакали наперерез упрямице. Только отяжелевшие колосья под копытами захрустели!
Девка метнулась вправо-влево, кинулась в сторону леса, да куда там! Длинноногие зверюги снова и снова отрезали ей путь, теснили к княжичу.
Наконец добыча попалась, хоть и сверкала синими глазищами непокорно да корзину к груди прижимала так, что, окажись на её месте шея Власа, придушила бы.
А так ещё краше! Взопревшая, с растрёпанной косой, высоко вздымающая грудь…
– Что бежишь? Думаешь, обижу?
Влас нагнулся с седла – погладить дурёху по щеке, но та шарахнулась, словно от чёрной хвори.
– Да что ты как дикая, ну?
– Не тронь, княжич. Заклинаю: не тронь! – глядя в землю, попросила она.
