1988
Эта машина была плохая, даже без места за плечом, где можно было бы лечь. Шофер тоже был плохой: разговорчивый и веселый. И глупый. На удивление.
Она не думала так. Г л у п ы й. Это слово не имело значения. Он ее взял. Чтобы поговорить. Ему было скучно в пути; и она разговаривала с ним, отвечала на его вопросы, упрощая свои мысли до той степени, когда ему станет понятно. Он взял ее, чтобы поговорить, очень долго ехал один, и она отвечала ему, и сама что-то рассказывала; ей не было от этого хорошо, но она и не ждала, что будет хорошо; просто ехала, и, отвечая ему, думала о своем, вот так думала: еду.
Когда настала ночь, он уже не так много говорил, и она могла спокойно думать о своем, пока он молчит и тоже о чем-то думает. «Вот я раньше, – говорил он, глядя вперед, – мне так просто было… я знал, что мне нужно… Вот еще года четыре назад, вот у меня есть сын… я подбивал бабки, чтобы его вырастить… вот как бы это сказать – ездил, подбивал бабки, все как надо… А теперь я не знаю… ну вот у него тоже будет сын… И что?» Не такой уж он и глупый оказывался. Она сказала, не переставая думать о своем: «Чем больше мы знаем, тем меньше понимаем». «Да-да! – обрадовался он и заспешил, теряясь в словах: – Я теперь вообще не понимаю, ну… как бы это… езжу…» Потом он сказал о том, что любит свою машину.
Она смотрела вперед. Трасса уходила под колеса. И сходилась на горизонте. Деревья качались по сторонам дороги, разбегались по бокам и проносились мимо.
Шофер молчал. Всюду была ночь. Она взяла свою сумку, поставила рядом, потом подвигалась, устраиваясь поудобнее, и наконец легла на бок, сумку под голову. Сразу же возникла картинка: дорога, бегущая под колеса, потом сразу переходящая в город, дома все время менялись и сменялись лицами людей, тоже не остающимися ни на секунду позже: только посмотреть.
Ночью она несколько раз просыпалась, садилась, смотрела на дорогу. Шофер молчал. И хорошо делал, сейчас бы она говорить не смогла. Мотор гудел, проносились деревья, качая ветками, как в кино без звука. Там был ветер. Ей хотелось высунуть руку в ветер, но не хотелось шевелиться. Она смотрела на трассу вперед, в желтый свет фар. Тогда появлялось странное ощущение.
Потом она снова ложилась спать. Было очень неудобно, но засыпала моментально. В любой позе, и просыпалась от того, что болела спина, или ноги. Тогда она снова садилась и смотрела вперед.
…проснулась, было светло. Машина стояла на заправке. Шофер ходил за окном, потом открыл дверь кабины, что-то вытащил из-под сиденья, захлопнул. Она села, стала вытирать глаза, чувствуя себя помятой и несвежей.
Шофер снова открыл дверь, и шум оттуда ворвался в кабину вместе с запахом бензина и свежим холодным воздухом. Поставил под сиденье канистру, хлопнул дверью, оставшись там. Ей было холодно, она сцепила руки под коленями. Все равно холодно. Она содрогнулась.
Когда поехали дальше, она уже не ложилась. Старательно таращила глаза вперед (спать все же хотелось). Шофер шутил поутряне, освеженный пробежкой вокруг машины. Она молчала. Трогала рукой свои волосы, расчесывала пальцами. Волосы были грязными, и ногти тоже становились грязными.
Она смотрела вперед, на дорогу.
Небо впереди, у горизонта, было сиренево-розовым, в тонких полосках облаков.
А ПОТОМ ИЗ-ЗА ОБЛАКОВ… ПОКАЗАЛОСЬ… И БЫСТРО ВЫЕХАЛО ВВЕРХ ОГРОМНОЕ КРАСНОЕ СОЛНЦЕ
________________________________________
«Сиди, сиди, Яша, на муравейнике»
Винни-Пух
– ДА ПОЧЕМУ ЖЕ так плохо? – Она остановилась как вкопанная. Тохе тоже пришлось остановиться, тут он увидел, что она кусает губу, а по лицу течет слеза. Он ничего не понимал. Он взял ее за плечи осторожно, но она вывернулась и замотала головой, повторяя: «Плохо, плохо!»
– Ты что… – Тоху пронзило подозрение. – Влюбилась в кого-нибудь?
– Да нет… При чем тут это! Ты ничего не понимаешь!.. – Она поморщилась, вторая слеза покатилась по лицу.
– Ты меня любишь? – спросил Тоха. – Тогда обними меня. Обними меня.
Он сам обнял ее и повернул. Она не сопротивлялась. До самого дома плакала. Иногда начинала что-то говорить: «Ты не понимаешь, мне было так хорошо… один мальчик в меня влюбился, и мне он очень нравился, но я не стала с ним, очень хороший мальчик, но я знала, что у меня есть ты… Мне не нужно было никого, это отдельно, но я думала, что у меня есть ты, и что я к тебе вернусь…» Тоха слушал вполуха. Перед домом она немного успокоилась и сказала: «Я следующим летом снова поеду».
– Что-о? – Теперь Тоха остановился. – Никуда я тебя не пущу! Ты сказала – один раз!.. – Он был возмущен, почти взбешен. – Две недели где-то шлялись с этой своей Макаровой! Ты забываешь, что ты моя жена! Или ты думаешь, я тебе мальчик, меня можно через хуй пробрасывать?!
– Что ты ругаешься! – закричала она изо всех сил и ударила его ладонью по спине. Он чуть не ударил в ответ, еле сдержался. Она плакала и выкрикивала, став совсем уродливой: «Ты что думаешь, ты меня поимел?.. Если б я знала, я бы ни за что с тобой не стала расписываться! Я бродяга, понял? Тебе меня все равно не удержать!..»
