Копыта белой лошади погружались в глину, густым слоем лежащую на узкой, еле заметной тропе, усталое животное выдёргивало их из чавкающего грязевого полотна и неторопливо двигалось к непонятному источнику света, маячившему на горизонте.
Справа, на расстоянии вытянутой руки, вырисовывалась скользкая стена, видимо, это была внушительных размеров скала, слева – угадывалась расщелина, ведущая в неизведанные глубины. Стояла абсолютная тишина, казалось, вот-вот, и перед мордой усталой кобылы вспыхнут адовы огни, но, отодвигая мои страхи, нежная луна, словно магнитом, притягивала нас к себе, не давая сорваться в пропасть.
Неожиданно лошадь завернула за угол каменного утёса, и я ахнула – на фоне бесконечной тьмы в ауре лунного сияния, в метрах двухстах от нас нежился высокий готический дворец с десятком заострённых кверху длинных, похожих на карандаши, башен. Там, в одной из многочисленных комнат на кровати под балдахином лежал тот, ради которого я бросилась в это опасное путешествие.
Тогда, после похорон родителей, я впервые осталась в трёхкомнатной квартире одна. Они погибли в автокатастрофе на скользком от прошедшего ночью ливня шоссе, когда ехали на дачу. Авто было стареньким, отечественным, купленным дедом ещё в советские годы, а заменить его не получалось из-за маленьких зарплат мамы и папы. Они работали участковыми терапевтами в поликлинике, а оклад у таких специалистов, мягко говоря, небольшой. На жизнь хватало, и хотя питались мы скромно, чувствовали себя счастливыми.
Меня зовут Людмила, – такое старое доброе имя, бывшее в моде в бабушкином детстве. Я только что окончила ординатуру по специальности «лечебное дело» и собиралась работать в гастроэнтерологическом отделении стационара, который находился в нашем микрорайоне. Планов на будущее строилось много: мечтали поменять авто, начать путешествовать по миру, но они рухнули после гибели самых родных мне людей.
Родственников в городе было мало, все разъехались по бескрайней Родине. Остались тётя Женя с двоюродной сестрой Наташкой, окончившей тот же медицинский вуз, и старенькая бабушка Зоя, жившая в центре города в доме сталинской постройки. С Наташкой мы не дружили, она предпочитала шумные компании в то время, как я их сторонилась. В свободное время я брала томик стихов и, забравшись с ногами в кресло, упивалась творчеством любимых поэтов.
Я была красивой, сестра – серенькой мышкой, и это ещё больше отдаляло нас друг от друга. Ни одна нормальная девушка не станет прохаживаться под ручку с той, на фоне которой проигрывает. Нам было по двадцать четыре года, но обе так и не встретили свою любовь, да и свободного времени на неё не оставалось. Правда, Наташке повезло, она по знакомству сходу устроилась в платную клинику и уже успела заработать приличную сумму в рублях
В этот вечер, охваченная ностальгией по прошлым временам, я захотела остаться в одиночестве, мне казалось, что смогу мысленно поговорить с душами погибших мамы и папы. Включила негромкую музыку, зажгла свечи и закрыла глаза, рядом, на диване, примостился кот Черныш, которого два года назад, орущего во весь рот, чумазым малышом мы подобрали на улице.
Черныш, естественно, был угольного цвета, хваткий, с острыми когтями и зубами, такими острыми, что постоянно невольно царапал нас. Когти стригли, но они отрастали молниеносно, и мы не поспевали за их ростом. Уже в отрочестве кот начал показывать свой характер: не давался на руки, хватал по ночам за стопы, стоило их высунуть из-под одеяла.
Боялась ли я покойников, ведь всё вокруг напоминало о них? Наверное, всё же да, но жажда осмыслить, что загробный мир существует, а он наверняка существует, толкала на рискованные эксперименты. Поэтому-то я отказалась от приглашения бабушки Зои пожить у неё, хотя мрачная, пахнущая старостью, сталинская квартира как раз могла бы стать проводником на тот свет.
«Энигма» набирала космические обороты, вступил на первые роли мужской хор, я расслабилась, всей душой отозвалась на его волшебное, волнующее звучание и неожиданно заметила, как юлой завертелся Черныш. Он не только завертелся, но и зашипел, глядя в угол, где стояла мебельная стенка с бабушкиным хрусталём.
Я тоже взглянула туда, ничего не увидела, но по телу пробежали мурашки. Тем временем кот начал буйствовать, рычать и царапать пушистый плед на диване, а когда он в таком состоянии, брать его категорически нельзя, иначе потом придётся долго лечить колотые и резаные раны.
– Мама? – прижав руки к груди, с надеждой произнесла я. – Папа?
Ответом послужило молчание, но неожиданно погасли все свечи.
Я вскочила, включила свет и вспыхнувшая шестью лампами люстра показала то, что я не разглядела в полутьме. На полу лежала старинная длинная чёрная мужская перчатка из лайки, перетянутая в запястье вшитой в изнаночную ткань резинкой.
Ноги подкосились, я почувствовала, что могу потерять сознание, но неимоверным усилием воли взяла себя в руки и резко распрямила спину. Сзади бесновался Черныш, я прикрикнула на него, ощутила, что он затих, набрала на смартфоне бабушку Зою, чтобы сообщить ей, что еду на ночлег.
