ПРОЛОГ
На болоте среди ряски и рогоза кувшинки желтыми звездами распускаются, ветер игривый шелестит ивовыми косами – длинные и зеленые, ложатся они плетьми на черную воду. И слышно, как вдалеке, за зарослями верб, песню кто-то поет. А я, стрела из волшебного ясеня, лежу на кочке и слушаю голос звонкий, и сверкает в сумраке болота мой наконечник, который пронзить был должен сердце Царевны-лягушки.
Да вот выбросила она меня, когда прилетела я из Беловодья, выбросила и ушла по узкой топкой тропе к избушке, спрятанной за старым густым ельником. И что ей, царевне-то, не живется, как положено? Неужто приятно вонью болотною дышать да с лягушками распевать вечерами одинокими? Жуть какая здесь творится – вчера ночью нечисть слетелась к крылечку Василисы, а она с ними хоровод водила. Как есть ведьма! Пусть и царская дочь… Вот, снова дивье племя сбегается да слетается, и тучи хороводят над проклятым болотом, лишь иногда в прорехах сизое небо виднеется… Неужто королевич мой не найдет дорогу к этой избушке, где стражница Яга живет, охраняя с давних времен путь в мир мертвых?
Видать, болото во всем и виновато – не может царевне, которая в тереме богатом выросла с мамками-няньками, нравиться место это зачарованное. Тут словно Иной мир начинался, словно Навь ворота распахнула – зола траву покрывает, ночами стонет кто-то, бродит, пугает жаб да куликов. Мне, стреле волшебной, должной невесту королевичу сыскать, жутко здесь до одури.
И пошто Финист не спешит, неужто больше не чувствует мои чары? Небось, опять проделки царевны болотной. Вон, вышла из-за ивы, скалится, стоя на высокой кочке, мхом поросшей. Сюда глядит?.. Неужто оценила свое счастье да возьмет меня, чтобы с почестями жениха встретить?
Но глаза ее бедовой зеленью горят, и чем ближе она, тем страшнее. Изморозь даже по траве ползет, словно и, правда, навка какая на меня глядит из сумерек. Волосы неприбранные золотой волной плещут, жуткая она, патлатая, что шишига… а некоторые пряди зеленым отливают, или то ряска запуталась? Венок из ромашек перламутром горит, а лицо бледное, как поганка. Вот нечисть! И досталась же такая Финисту моему… Почему не отправил он меня на боярский али купеческий двор? Царскую дочь ему подавай! Ну вот, держи, королевич, свою невесту, смотри только, не пожалей о том!
Идет она, и платье ее, жемчугом речным украшенное, ползет по мхам, словно змеиный хвост, переливается узорчатой вышивкой, и капельки росы на метелках болотных трав кажутся алмазами, сверкают льдисто…
– Что это? – хмурится царевна, и взгляд ее тревогой полнится. – Я думала, уж и следа от этих чар не осталось!
– Подарочек от жениха? – послышался чуть в стороне низкий хрипловатый голос. Вскоре и обладатель его рядом с царевной показался – одним движением перетек через озеро, будто и не человек он вовсе. Высокий, костистый, лицо узкое и длинное, а глаза – клинки, так и пронзают. А во взгляде – навья ночь ледяная. Волосы серебристыми спицами висят вдоль лица, на голове – зубчатая корона. Одет богато, но во все черное, даже камни в его перстнях – аметисты лиловые да кровавые рубины – кажутся тьмою наполненными, не искрятся, как камням положено.
– Ты же знаешь, нельзя мне замуж, – вздохнула царевна, и в глазах ее что-то странное мелькнуло, когда она на своего гостя поглядела.
А мне страшно стало.
Потому что гостем этим Кащей Бессмертный оказался. Справится ли с ним Финист, королевич мой?..
Да и царевне царь Навий по нраву – вон как глядит на него ласково да нежно.
Протянул он ко мне руку и забросил в трясину, видать, чтобы Финист в лесу заплутал, потеряв нить путеводную. Последнее, что донеслось, слова Кащеевы были:
– Любое проклятие снять можно…
ГЛАВА 1
– Чего глядишь? Не нужон нам такой жених, проклятие ему точно не снять, – прокряхтела старая коряга, выбираясь из ила. Засверкали глазищи зеленые, острый нос потянул воздух, и коряга сплюнула ядовитой серой слизью, от которой трава задымилась. – Повадился шастать, костлявый! Сидел бы в своем царстве, не совал бы свой нос, куда не следует!
Василиса на шишигу болотную глянула недовольно – везде лезет, будто хозяйка здесь! – и пошла к избушке, что пряталась за густыми вербами и осокой. Не знаешь, где стоит, так и не найдешь путь. Он высокой колючей травой зарос, оконца топи то и дело под ноги попадаются, и лишь она, пленница и хозяйка этого чародейского места, знает, куда ступить, чтобы не провалиться в гниль да грязь. Под ногой что-то зачавкало, заухало, и из земли вылез старичок-боровичок – шляпа, словно у гриба, лицо сморщенное, одежонка ветхая... Жуткий, страшный, но нечисть безобидная, незлобная.
– Правильно шишига говорит, зря не слушаешь. Она тут, чай, поболе твоего прожила, – недовольно пробормотав, боровичок поплелся за Василисой, пытаясь не отставать. – Пошто стрелу выбросила? Надыть узнать, что там за царевич, тебе бы в терему жить да с золота есть, а то скоро сама ряскою порастёшь да заквакаешь не только в ночи, но и днем светлым!
– Хватит! – резко обернувшись, да так, что волосы ее плетью ударили по стволу старой ивы, ответила Василиса и запуталась в ветках. Осторожно пряди из плена дерева высвободила, вытянув из них сухие листья и тонкие веточки. – Все вы тут горазды советы раздавать, а вот одно забыли – неужто не жаль вам тех, кого царица заколдовала? Ни батюшку, ни матушку, ни братьев моих не жаль? Ни люд простой, который вовсе ни в чем не повинен? Если бы я эту стрелу взяла… никто не знает, что случилось тогда! Ну, стала бы я невестой царской, а дальше? Мне нужно узнать, куда пропали земли Тридевятого царства, куда исчезли все, кто мне дорог! Да и не мил мне никто, кроме… ох, да что вам говорить, все едино не поймете!..
