ГЛАВА 1 - Два взгляда
- Ах, Никитишна, ты не поверишь! Мой-то давеча такие деньжищи принес - я ажно обмерла вся. А он грит, что его теперича повысили и он энтот... бригадир. Грит, сам Иван Саныч приходил и его всячески перед всеми выхвалял. Теперича не знаю, куда деньги девать, - и она скорбно поджала губы, демонстрируя глубокую печаль от того, что фантазия по поводу вложения денег иссякла. - Мой-то, грит, куплю, грит, снегоход и начну по зиме на рыбалку ездить.
- И-и, Петровна, и не говори. Сама кажное воскресенье в церкву хожу и молюсь за здравие нашего благодетеля. На днях-то ездила в Астрахань на транс...тере, тьфу ты, и не выговоришь. У кумы была. Так ты не поверишь, ее младшенький в школу не ходит, а отдан в ученики к тамошнему сапожнику. И сами живут бедновато. Я уж говорю, мол, чего не переезжаете, дочка-то зовет. Привыкли, говорят. А на новое-то место страшновато, поди.
- Ну не знаю. Я вот третьего дня за керосином бегала. Печку-то мы топим только на ночь. Сама знаешь, дрова нынче дороги, а трубы обещают только к осени подтянуть. Так вот, встретила в лавке Куценчиху. Так та и грит, что на верфи скоро набор будет. Мол, Иван Саныч сам будто сказал, что в новый эллинг рабочие требуются.
- Откуда Куценчиха-то знает? - недоверчиво спросила Петровна. - Что ей, Иван Саныч так все лично и разобъяснил?
- Дык, ейный-то мужик в конторе служит у самого, - Никитишна истово перекрестилась. - Дай бог ему здоровья.
- А я вот слыхивала, что там, на самом верху всем Василиса Егоровна заправляет. Особливо после того, как она с мужем из Питербурха вернулась.
Обе женщины помолчали. Заявление Петровны было несколько неожиданным. Конечно, Василиса Егоровна была для женщин авторитетом непререкаемым. Даже, пожалуй, повыше, чем Марфа Ивановна, которая все-таки была, так сказать, авторитетом узкоспециализированным. Как и Матрена Петровна. Их уважали, к их словам прислушивались - но не более. А вот Василиса Егоровна была авторитетом всеохватывающим. Ее влияние на все стороны жизни города невозможно было переоценить. Так все мужчины города, начиная, пожалуй, лет с десяти, были в нее влюблены. Да и как было не влюбиться в высокую стройную синеглазую красавицу. Старожилы утверждали, что Василиса Егоровна совершенно не изменилась чуть ли не со времен появления первых домов города. Может только движения стали более плавными, да походка более царственной.
Конечно, любой сведущий человек сказал бы, что Василиса Егоровна прибыла на место, где сейчас город, пятнадцатилетней девчонкой, а город начал строиться через два года после этого, когда и появились старожилы. Но всем ведь так хотелось верить, что тогдашняя Васька и нынешняя Василиса Егоровна - одно и то же лицо. Тем более, что в ней иногда прорывается прежняя озорная Васька. Особенно, когда она мчится по протоке на своем сверхкатере или уносится в пургу по льду Волги на снегоходе. Мужики-то восхищаются, а умудренные жизнью бабы скорбно поджимают губы, глядя на одинокую мужскую фигуру на причале.
Александр Петрович - личность народу непонятная и где-то даже таинственная. Многие сходились на том, что, мало того, что он стоял у истоков, он эти самые истоки и организовал. Конечно же, эти многие нисколько не умаляли заслуг и Владимира Васильевича. Тем более, что тот являлся центром производственной и общественной жизни. Правда, надо сказать, что общественную жизнь потихоньку начал прибирать к рукам созданный городской совет. И вот тут, среди населения опять возник слух (ничем, правда, не подкрепленный), что, хотя инициатива создания совета исходила от Владимира Васильевича, но идею-то подал ему как раз Александр Петрович.
Впрочем, пока городской совет ничем себя особенным не проявил, занимаясь в основном коммунальными службами города. Поэтому и место в рассуждениях о жизни Петровны и Никитишны он занимал самое минимальное, достойное лишь упоминания вскользь, да и то с отрицательным оттенком, когда обе кумушки пришли к согласию в том, что коммунальщики не справляются с вывозом мусора.
- Да, - сказала Петровна. - Отошли те золотые времена, когда еще не было коммунальщиков. Так ведь и мусора не было. Ты помнишь, Никитишна?
- Еще бы. Это было, дай бог памяти, тогда, когда запустили первый газогенератор. Тогда город, который был еще поселком, просто сиял чистотой. Я тогда еще в девках ходила, и мать мне говорила, вот учись, Дашка, как надо и себе хорошо делать и людям.
- И никто ведь даже не догадывался, - подхватила Петровна, - что хоть это и дело рук Владимира Васильевича, но мысль-то была Александра Петровича.
На этом разговор о роли горсовета был закончен, и кумушки переключились на обсуждение главных лиц в городе. Уж там поводов для разговоров было гораздо больше, потому что и влияние этих лиц на жизнь города было несоизмеримо. Это еще ни Петровна, ни Никитишна не предполагали насколько широко это влияние захватывает город Зеленый Берег, Астрахань и вообще всю нижнюю Волгу, включая сюда и Саратов, а иногда и выше по течению.
Да этого вообще никто и предположить не мог, кроме лиц, принадлежащих к клану. Разве только смутно догадываться, да и то для особо продвинутых, вроде капитанов пароходов или водителей транспортеров. Ну еще можно сюда добавить особо доверенных приказчиков, которые стояли ближе всех к клану. Клан же или «коммунальная семья», как продолжал называть его Владимир Васильевич со времен его образования, как общности людей, связанных взаимным интересом и обстоятельствами, стал настоящей семьей. И, мало того, что внутри все породнились, так ведь некоторые особо привередливые подыскали себе подруг и друзей вне клана и так велика была сила кланового притяжения, что совершенно посторонние люди приняли его правила и философию и стали даже большими адептами, чем основатели. Такой стала, например, жена Игната Ольга и муж Аксиньи Семен. А Пашка все-таки дождался пока не подросла Аринка. Вернее, это Александр Петрович сказал Пашке, чтоб пока Аринке не стукнет восемнадцать, даже и помыслить не мог.
