Машка из войны Рассказ
В нашем доме, в пятиэтажной «хрущевке», во втором подъезде жила маленькая девочка. Я не знал, в какой квартире и даже на каком этаже. Обычно ее выводила мамаша, держа за маленькую ручонку. Сажала осторожно на лавочку, поправляла ее красное в цветочках платьице, белый бантик и, попросив ребятишек, что играли на детской площадке:
– Ребята, приглядите за Машей, я скоро заберу ее, – уходила грустной неторопливой походкой и скрывалась в своем подъезде. Девочке было лет шесть или семь, и она почти ничем не отличалась от остальных детей, если не считать, что она не видела вокруг себя ничего. Она была незрячей. Дворовые ребятишки называли ее Машей, хотя у нее было какое-то нерусское имя. Маша плохо понимала и говорила по-русски, но безумно любила общаться со своими сверстниками. И ребятишки на удивление душевно принимали ее. Мама Маши привезла ее в наш город около года назад. В нашем доме они снимали комнату. Маша, по рассказам жителей дома, ослепла во время бомбежки их города Грозный. Бомба взорвалась во дворе дома, когда мать Маши поднялась из укрытия в подвале в свою квартиру на четвертом этаже в минуты затишья боя. Она хотела покормить девочку и взять теплое одеяло. Было это зимой, а в подвале сырость, холод. Вот и решила мать подняться в свою квартиру. А тут прямо перед кухней, где Маша сидела, ела на скорую руку приготовленную лапшу, и взорвалась внезапно бомба. Ей повезло, что в нее не попали осколки бомбы или куски разбитого оконного стека. Но девочку ослепило от вспышки мощного взрыва. Маша потеряла не только зрение, но и дар речи. Лишь месяц назад она впервые заговорила и это благодаря дворовым ребятишкам. Они каким-то, известным лишь им одним, способом «заговорили» ее.
Маша молча сидела на лавочке и терпеливо ждала, когда ее сверстники обратят на нее внимание. Ребята, конечно же, увидели ее, но они строили в песочнике что-то наподобие песочного средневекового замка и хотели закончить работу, прежде чем идти к своей любимице. Мальчишки строили замок, а девочки помогали им, подавая то лопатку, то ведерко.
Работа была закончена на скорую руку, и все они направились к Маше.
– Машка, привет! – подкравшись, весело приветствовал девочку мальчишка в синей кепке с длинным козырьком.
– Пирвет, Васка! – обрадовалась Маша.
– Здравствуй!
– Привет, Машка!
Окружили девочку ребята. Она же их узнавала каждого по голосу и, выдав свое ласковое «Пирвет», добавляла имя: Лариска, Петка, Сиветка…
Я часто видел эту душевную картину, и каждый раз задавал себе один и тот же вопрос: Почему этот чистый как ангел ребенок встретился лицом к лицу с бомбой!
– Машка, а когда тебе доктора вылечат глаза? – спросила грустно Светка и взялась за ручку Маши.
– Сиветка, доктор будит делат апираци… Искоро.
– Скорее бы, – погладила Светка руку Маши.
– Чего ты, Светка, нюни распустила? Вылечит доктор Машке глаза. Давайте, лучше поиграем в нашу игру «Машку», – деланно весело и звонко прервал здоровяк Васька
девочек.
– Давайте! – подхватил Петька, а затем и все остальные.
– Харашо! – обрадовалась и Маша.
Дети встали вокруг Машки и вытянули вперед руки. А Машка на ощупь брала в свои ладошки руки ребят по очереди и определяла, чьи это руки.
– Васка, – сразу определила Маша и хихикнула.
– У-у! Так не честно. У меня руки больше чем у остальных. Поэтому Машка сразу узнает их, – обижался в шутку Васька.
– Лариска! – узнала Машка подружку.
– Правильно! Молодец, Машка! – радовался Васька, что и Лариску узнали.
Дети играли долго, их звонкий смех разносился по двору, по многочисленным окнам нашей «хрущевки», к ясному летнему голубому небу в белоснежных облаках. В этом чистом небе не было самолетов, которые могли сбросить страшную бомбу на этих детей-ангелов. В этой голубизне жил лишь звонкий веселый детский смех, и он смешивался там с веселым пением птиц. Я настолько свыкся с этой сентиментальной картиной, что каждый день меня непременно тянуло на улицу, понаблюдать ее снова и снова. Но однажды я вышел и не увидел Машку. На лавочке сидели, сдвинувшись, друг к дружке одни лишь дворовые ребятишки. Странно они сидели, грустно, молча. Но Машки среди них не было – ни в этот день, ни в последующие дни. Видать, вернулась Машка со своей мамой туда, обратно в войну, откуда и приехала. И я представил себе девочку, слепую в проеме оконной рамы с разбитыми кусками стекол. А перед ней вытянулась выше дома, упираясь в тучи, страшная бомба. Девочка не видела это страшное «чудище», изобретенное человеком. «Хорошо, что девочка не видит этот ужасный мир», – думал я.
Прошло лето, и осень уже вступила в свои законные права. Пожелтевшие листья, весело кружась, падали с деревьев. Голубое небо все больше затягивало быстрыми тучами. Дворовые ребятишки сменили свой летний наряд и, укутавшись в теплые курточки и шерстяные шапчонки, носились по двору, собирая и разбрасывая пожелтевшие, разрисованные осенью в яркие краски листочки под старыми деревьями. Я глядел на, резвящихся ребятишек, в окно из своей квартиры и вдруг вспомнил про Машку из войны. Где же она теперь? Может, очередная бомба не сжалилась над бедной девочкой. Вдруг перед глазами пронеслись кадры из документального фильма, разрушенный бомбами город-призрак, «современный Сталинград». Но оживившиеся вдруг восторженные детские крики вывели меня из этого неприятного состояния. Что же там случилось? Ребята окружили какую-то девочку и, все разом навалившись, обнимали ее. Девочка была их сверстницей и не меньше ребят радовалась встрече. «Машка!» – пронеслось у меня в голове. Быстро, накинув на плечи курточку, и прямо в тапочках я выскочил на улицу. И верно, Машка!
