* * *
Так двигается трудно
За строчкою строка,
И муторно, и нудно…
Бездельница-рука
Своей щепотью птичьей
Не водит по листу,
Хоть вой звериным кличем,
Застряли, не идут
Стихи, как пища в глотке;
Шепчи неслышно ртом,
«Убрав» пол-литра водки:
– Ты бездарь, ты ничто…
– Ну, так и будешь мыкать?
– Ну, что, попал впросак!
– Когда стихи, скажи-ка,
Последние писал?
Мрачнее всякой тучи,
Ужасней, чем хула,
Ещё и мысли мучат,
Терзая, как палач:
«Пора бы стать серьезней!
Начни, не будь ослом,
Пока ещё не поздно
Другое ремесло».
Другим каким-то, мудрый
Давайте свой совет!
Я вас держал под спудом,
Держать и буду впредь.
Да и у птицы певчей
Бывает жизнь трудна –
Искать чего полегче
Не думает она.
Не жалуйся, что не дал
Господь простых путей,
Что любопытства нет, мол,
У нынешних людей
Читать стихотворенья;
Пиши, не унывай
(Коль дал Господь уменье),
Слова, слова, слова…
Похвал не жди, работай
И будь самим собой;
Не торопись за модой,
И в стороне не стой.
Запоминай и слушай,
Во все глаза смотри,
Но дорожи превыше
Свободой, что внутри
Заключена с рожденья,
И это всё потом
В свои стихотворенья
Записывай пером.
Ещё немало будет
Препятствий, а пока
Пусть двигается трудно
За строчкою строка…
* * *
Теперь будь, слово, тем, чем прежде было:
Напевом, звуком неискусных губ,
Или, хотя б, мычанием унылым
В вечерний час у хора на лугу.
Стань комариным писком, но не прозой;
Спустись по мраморным ступеням вспять,
И удивительной метаморфозой
Заставь слова все позабыть опять.
Пусть звук царит, пусть музыка довлеет!
Тогда, быть может, бренный наш язык
Прекрасное произнести сумеет,
То, что когда-то упустили мы.
Я слышу шепот иногда,
Он появляется и гложет.
Каким путем он смог сюда
Пробраться и меня тревожить?
Без уст, без горла, шепчет мне
Секреты древние и тайны
Ещё не наступивших дней,
И я (намеренно, случайно?)
Пишу о том, что вдруг узнал,
Почти не мучаясь сомненьем,
И на бумаге первый знак
Чертит рука с самозабвеньем.
Я удивлюсь: куда пропал
Тот шепот, прозвучавший свыше?
И стану подбирать слова,
Как будто я их и не слышал.
* * *
Иносказательной и темной речью
Глаголы горние зерном упали в слух,
И наполнял сосуды человечьи
Спустившийся, животворящий Дух.
И было тесно в бренном теле слову.
Кто сможет удержать его внутри?
Из сумрачного лона в мир суровый
Ступай скорей, и там бушуй, гори!
Минуло время зимней спячки,
И как рукой снимает лень;
В апреле солнце, как в горячке,
Светить готово целый день.
А дни стоят как по заказу:
Сухи, нежарки – первый сорт;
С утра не слепит солнце глаза
И, стало быть, пора на корт.
Площадка с выцветшей разметкой
Делится сеткой пополам,
Уже расчехлены ракетки –
Готовы все, ну что ж, пора…
Мелькает маленькая сфера
И, пробудившись ото сна,
Широким шагом землемера
Ступает по земле весна.
* * *
Вновь миновало суетное лето,
Курортники разъехались домой;
Гуляющие потеплей одеты,
Освещены вечерним, мягким светом,
И камешками шелестит прибой.
Как хорошо, что наступила осень!
Мои раздумья… Я от вас отвык.
Ну что ж, пора, как говорится: просим…
Воображенье далеко уносит,
И не мешает болтовней язык.
И неба синь и зелень кипарисов,
И снова я наедине с собой.
Не торопясь октябрь сменяет числа,
И тянутся, как дни, лениво мысли,
И камешками шелестит прибой.
Так быстро ночь теперь спускаться стала,
Мерцает крупных звезд манящий свет,
И кажется, что времени так мало
Осталось жить. Когда бы все сначала
Теперь начать… Но разве можно? Нет!
Ночь тянется и мысли; сумрак этих
Раздумий только с гаснущей звездой
До времени отходит. Жизни сети
Пока крепки, и солнце ярко светит,
И камешками шелестит прибой.
Разговор, который произошел в моей голове
1
Кто знает, отчего бывает в жизни так,
Что вымысел порой за правду мы вменяем?
Потребность для одних, а для иных – игра,
Но, как сказал поэт: «Обманываться рад
Всяк, если этого обмана мы желаем».
2
Октябрьский вечер пал, и за окошком мрак.
От скуки я представил разговор с поэтом,
Который, вот уже почти как двадцать лет
Жить долго приказал, а сам направил след
В края, назад путей-дорог откуда нету.
3
Мы не встречались и не пили с ним коньяк,
Стихов он не читал мне голосом гундосым,
Но пару раз судьба сводила близко нас.
Не знаю почему… Всего лишь пару раз…
И я сказал: «Нет, рассуди по правде, Осип:
4
Я не рожден еще, а ты тогда – сопляк –
Кликуху на стене сырой, тюремной резал.
Суд, приговор, чух-чух в архангельский барак.
Поэт-бездельник, жид – работай, как батрак,
Маши-маши, салага, ломиком железным.
5
А вот и я… Полсотни верст, леса, поля
Нас разделили, и почти что четверть века.
Год быстро миновал; тебе – назад, домой,
А мне, в пеленок кочане, в путь первый свой
Лететь Аэрофлотом из варягов в греки.
6
Прошло немного лет; мы очутились, глядь,
Опять так близко в Ялте сонной, но о встрече –
Из-за того, что мне не стукнуло пяти,
И я едва-едва мог ножками идти –
Как понимаешь сам, быть не могло и речи.
7
Прощай, СССР! Прощай, епона мать…
Тебе – свобода, США, признанье, Сан-Микеле.
Что остается мне? В две дырочки дышать,
Стареть, писать, и (как сейчас под хвост возжа)
Досадовать, что встретиться мы не успели.
8
Теперь и здесь свободы – можно ж.... жрать;
Да от неё иным корысти, видно, мало –
Готовы на обмен, как некогда Исав…
Но, что я о земном? Скажи, да как ты сам?
