На пороге стоял палач – в маске, в белой шелковой рубашке и стеганом бархатном жилете поверх. Он распахнул двери, взглянул на меня и медленно отступил, пропуская в дом.
- Что-то случилось, форката Виоль? – спросил палач, и от одного его голоса по телу прокатились огненные волны.
- Ничего не случилось, - сказала я, старательно стуча каблуками, чтобы сбить снег, и делала это гораздо дольше, чем требовалось, скрывая смущение. – Я пришла поздравить вас с Рождеством, мастер Рейнар. И принесла вам подарки, - я старалась говорить беззаботно и весело, и протянула ему корзину, но он не тропился брать ее.
И зачем-то уточнил:
- Вы пришли сюда одна, пешком, чтобы поздравить меня?
- А что вас удивляет? – спросила я. – Праздник – он для всех. А я почему-то подумала, что вам вряд ли принесут сладкий пудинг сегодня.
Он, наконец, взял корзину, и опустил голову – мне показалось, скрывал улыбку.
- Да, вы правы, форката Виоль. Рождественским пудингом меня никто баловать не собирался. Пройдите к камину? Согрейтесь… прежде, чем отправитесь обратно.
- Очень любезно с вашей стороны, - ответила я, развязывая платок. – Но если у вас нет гостей, я не отказалась бы и пообедать с вами.
Возникла долгая пауза, и я успела передумать тысячу думушек за эти секунды. Он посчитал, что я слишком навязчива. Ему не нравится, что я пришла. У него гости, и я не вовремя. У него женщина, а я…
- Признаться, не смел о таком и просить, - сказал палач. – Но если вы согласитесь – я буду счастлив.
- Так и быть, осчастливлю вас, - неловко пошутила я, снимая шубу. – Пойдемте к камину, я поджарю кровяную колбасу, а заодно и согреюсь. Все-таки не май месяц на дворе.
- Хорошо, - он указал в сторону комнаты, где, как я уже знала, находилась столовая.
Я принялась снимать сапоги, присев на скамейку возле входа.
- Не разувайтесь, форката, - остановил меня палач.
- Но я так привыкла, - ответила я ему с улыбкой. - К тому же, грешно ходить в сапогах по вашим прекрасным коврам.
Он промолчал, и я в одних чулках прошла в столовую, растирая озябшие руки.
Камин не горел, но палач поставил на стол корзину и в два счета развел огонь. Я встала на колени перед камином и положила на решетку колбасу, вооружившись длинной серебряной вилкой, которую достала из буфета. Решетка и вилка сияли, и было ясно, что пользовались ими крайне редко. Если когда-нибудь пользовались.
- Подайте большое блюдо, - попросила я палача, который наблюдал за мной, будто я была феей, ненароком заглянувшей к нему, чтобы рассказать, где спрятан клад в тысячу золотых сольеров. - Вон то, с оленями, подойдет.
Он достал блюдо и принес мне – молча, ужасно смущая меня своим молчанием.
- Колбаса сделана с сахарным салом, - говорила я, поджаривая не только колбасу, но и свои щеки заодно. – Оно от молодой свиньи – белое, нежное, сахар да и только! Попробуете – и оно растает во рту!
- Тогда я приготовлю глинтвейн, - сказал он. – У меня есть сухое красное вино, вам понравится.
- Но форкатам не полагается пить вино, - возразила я, оглядываясь на него через плечо.
Палач достал медную кастрюльку, сделанную в виде корзины, оплетенной виноградной лозой, и бутылку вина, бросил специи и встал на колени возле камина, рядом со мной.
- Мы никому об этом не расскажем, - произнес он тихо, как говорил, когда нес меня на руках в постель.
- Рассчитываю на ваше молчание, - сказала я очень серьезно и торжественно, а потом рассмеялась.
Потому что это было удивительно и радостно – вот так стоять на коленях возле камина, плечом к плечу, готовить рождественские вкусности и смотреть друг другу в глаза. Я ощутила удивительное спокойствие и умиротворение, как бывало давно, в детстве, в родительском доме. Странно, что это чувство я испытала не в доме моего дяди, а в доме палача…
Палач отвернулся так быстро, что я решила, что вино в котелке закипело, и его пора снимать с огня. Но оно только начало нагреваться, распространяя дивные ароматы пряностей.
Мастер Рейнар добавил в вино мед, и вдруг спросил:
- Как вам в Сартене, форката Виоль? Нравится?
- Здесь весело, - сказала я, обрадованная, что появилась тема для разговора. – Все такие милые, добрые, началась зима – и почти каждый день праздники. На прошлой неделе мы катались на коньках, и был фейерверк, а фьера Монтес устроила в своем саду настоящую войну – взятие снежной крепости. И еще театр… - я умолкла, сообразив, что палачу, который не смеет даже появиться в городе без причины, вряд ли приятно слушать, как веселятся горожане. – Имейте в виду, - сказала я твердо, - все эти запреты и обычаи в отношении вас – пережитки прошлого. И я очень надеюсь, что в ближайшее время вы придете к нам в гости. Тетя и дядя будут очень рады. Вы придете?
- Колбаса горит, - он не ответил на мой вопрос, я бросилась спасать колбасу, которая уже опасно подрумянилась с одного бока, а палач снова спросил: - Говорят, ваш дядя отказал уже девятнадцати благородным фьерам, просившим вашей руки?
- Отказал, - сказала я нарочито равнодушно.
- Почему?
- Они мне не нравились.
- Хороший ответ, - пробормотал он, помешивая глинтвейн бронзовым черпачком. – А фьер Сморрет был в числе этих девятнадцати?
