1. Глава 1
Что делать, когда идёт снег? Конечно же, сидеть дома, у тёплого камина, пить горячий чай или даже шоколад, и сплетничать. Наша кухарка Таппенс сплетничала так мастерски, что даже я заслушалась, стоя на пороге кухни.
- …и когда он зашёл в дом, бедная леди Кёртис еле успела спрятать дочку в сундук с мукой! Только так бедняжка смогла не попасться ему на глаза!
- Это вы про маркграфа Бирнбаума? – уточнила я.
- А про кого же ещё? – нравоучительно произнесла Таппенс.
- Так это он, злодей, ворвался в дом к Кёртисам? – задала я новый вопрос с самым серьёзным видом.
- Я же сказала, барышня, - Таппенс решила проявить терпение. – Конечно же, это маркграф Бирнбаум. Кто ещё будет охотиться на молодых девушек? Да ещё и устроил погром у Кёртисов! Переломал всю мебель! Юная леди упала в обморок прямо в сундуке!
- Сундук, значит, не сломал? – снова полезла я с уточнениями.
- До сундука дело не дошло, - кухарка бросила на меня подозрительный взгляд. – Кёртисам просто повезло. А уж юной леди – и подавно. В лавке у Кноллис вчера болтали, что маркграф Бирнбаум снова решил жениться… В восьмой раз!.. – Таппенс вытаращила глаза, и поэтому её слова прозвучали особенно ужасно. - Это понятно, как же мужчине прожить без жены, но зачем мебель-то ломать?
- Что-то мне подсказывает, что погром маркграф устроил вовсе не из-за юной леди Анабель, - сказала я, покачав головой. – По-моему, маркграф требовал не жену, а долг. По-моему, леди Кёртис задолжала ему за дрова. За два года, - тут я не сдержалась и прыснула в кулак.
– И ничего смешного, барышня! – возмутилась кухарка. – При чём тут долг? Разве благородные господа вспоминают о долге? Особенно если должна женщина, почтенная вдова! Так что нечего тут хихикать и язвить. Радуйтесь, что вы ещё ни разу маркграфа не встретили, а то вам было бы не до смеха.
- Он такой страшный?!. – изумилась Мисси, молоденькая горничная моей сестры.
- У него жуткая синяя борода, - тут же откликнулась кухарка, понизив таинственно голос, - и острые зубы! Прямо как клыки! Ими-то он и загрызает своих бедняжек жён. Только маркграфиня зазевается, как он – цап! – и хватает её зубами за шею! И потому что кровь постоянно течёт у него по подбородку, борода у него синяя, как вода в нашем водопаде…
- Борода точно синяя? – я оперлась плечом о косяк, не собираясь уходить, потому что разговор был интересный, и невозможно было в нём не поучаствовать.
- А вы думаете, он зря построил замок рядом с водопадом Синяя Борода? – сухо осведомилась Таппенс, и от таинственности в её голосе не осталось и следа.
- Замок был построен сотни лет назад, - напомнила я.
- Ну и что? – Таппенс не дала себя запутать. – Замок построил старший из рода Бирнбаумов, а у него, как говорят, тоже была синяя борода.
- Не сомневаюсь, что все люди с синей бородой мечтают жить рядом с водопадом с таким же названием, - поддакнула я. – Скоро нас переименуют из Хаддерсфилда в Синебородию.
- Сдаётся мне, вы в это не верите, барышня, - глаза Таппенс нехорошо прищурились.
- Что мы будем называться синебородцами? – невинно уточнила я. – Не-а, не верю.
- При чём тут синебро… синебодро… - кухарка запнулась, а я не выдержала и расхохоталась.
И зря, между прочим. Потому что сразу же на лестнице появилась экономка и устроила мне нагоняй, перегнувшись и свесившись через перила:
- Вы здесь, Патриция?! А юная леди ждёт, между прочим! Когда вы принесёте её ленты? В Судный день? Или через неделю после него?
- Простите, госпожа Анна, - сказала я, сразу присмирев, и помахала только что отглаженными лентами: - Вот, уже несу. Просто задержалась на секундочку…
- Задержались посплетничать! – воскликнула экономка с трагизмом. – О вашем поведении, Патриция, будет доложено леди Элалии, - и она пошла вверх по лестнице, бормоча что-то про испорченную кровь.
У меня загорелись уши, хотя я и постаралась казаться спокойной. Кажется, ни дня ни прошло, чтобы в этом доме не вспомнили, что я – незаконнорожденная дочь. Да, незаконнорожденная. Что поделать, если мой покойный папочка не отличался верностью брачным узам? И вот, мы получили то, что получили – одну девицу Летицию Патридж, дочку законную, обожаемую и уважаемую, и одну девицу Патрицию, с той же фамилией, но не с теми же привилегиями. Ладно хоть, что фамилию дали, а не обозвали Безродной или Неизвестной.
Бросив препирательства с Таппенс (чему она была очень рада, кстати), я помчалась по лестнице, следом за экономкой, очень надеясь, что пока госпожа Анна доберётся до моей мачехи, произойдёт что-нибудь из ряда вон выходящее, и обо мне забудут. Никто ведь не примет во внимание, что пара минут отдыха в болтовне со слугами – это не преступление против короны. А леди Элалия – дама с норовом. Может и выпороть, может и пощёчин надавать, а может высказать всё, что думает обо мне и о моей матери. И уж лучше бы выпорола.
Миновав один лестничный пролёт, я совсем некстати столкнулась с братом моей мачехи – Эмметом Боффом. Брат он был младший, безумно любимый, но абсолютно беспутний. После смерти моего отца, который Эммета на дух не переносил, мачеха тут же забрала младшего братика под крылышко и всячески его опекала. А он вовсю лебезил перед ней и просаживал сотнями деньги, которые она выделяла ему «на повышение образования». Где он учился и какой профессией пытался овладеть – это была загадка ещё почище тайны гибели жён маркграфа Бирнбаума, и я сильно сомневалась, что кому-нибудь под силу разгадать её.
