«Дорогая Герда!
…Да, тут я полностью отклонилась от темы. Итак, в столовой № 1 мы ждем утром до тех пор, пока шеф не придет из картографического кабинета (где, между тем, ему докладывают оперативную обстановку) на завтрак, который, попутно замечаю, состоит из чашки молока и тертого яблока. Он невзыскательный и скромный, да? Нам, девушкам, напротив, всего мало, и мы можем изменять меню – после того как мы съедаем выданную нам порцию (включая кусочек масла) во время символического обеда, чаще всего мы довольствуемся тремя порциями. Между делом шеф сообщает нам о новой обстановке. После, около часа ночи, мы идем на общее оперативное совещание, которое проходит снова в картографическом кабинете и где читают доклад либо оберст Шмундт, либо майор Энгель. Эти оперативные доклады чрезвычайно интересны. Сообщается о массах уничтоженных самолетов и танков противника (кажется, у русских их громадное количество, до сегодняшнего дня уничтожено более 3500 самолетов и более 1000 танков, в том числе – сверхтяжелых 40-тонных), продвижение войск прослеживается на картах и т. д.
Тут на самом деле становится ясно, с какой яростью сражаются русские. Была бы борьба один к одному, если у них было бы профессиональное руководство, но, слава богу, это не так. Исходя из приобретенного до сих пор опыта, можно сказать, что это борьба против диких зверей. Когда спрашиваешь себя, почему так мало взято в плен, надо знать, что русских подстрекали комиссары, которые рассказывали им о нашей «бесчеловечности», которую они почувствуют, оказавшись в нашем плену. Им приказано защищаться до последнего, а если потребуется, даже стреляться! Так и происходит, как, например, под Ковно: русский пленный, через которого немецкие солдаты предлагали русским, находящимся в бункере, сдаться, был застрелен самим комиссаром, который был в том бункере, поскольку он пошел на это посредничество. После личный состав подорвал весь бункер. Таким образом, они считают, что лучше умереть, чем сдаться.
Каждому подразделению придавался комиссар ГПУ, которому подчиняется даже командир. Остается дикая толпа, брошенная руководством. Они первобытные, но воюют упрямо, что также таит в себе опасность и приведет к еще более ожесточенным боям. Французы, бельгийцы и т. д. были умны и прекращали борьбу, когда понимали ее бесперспективность, но русские воюют, трясясь от страха, что что-то случится с их семьями, если они сдадутся в плен, – в любом случае им так безумно продолжали угрожать из Москвы…
28 июня
Твоя К.Ш.»[1]
Фельдфебель Лео Валь считал, что ему и повезло и не повезло одновременно: конечно, мечта детства сбылась, и он – пилот военной авиации. С другой стороны, он не орденоносный герой-истребитель, не сокрушающий врага огнем и сталью пилот бомбардировщика, а просто летчик-наблюдатель, да еще и не командир экипажа. Хотя многие знакомцы Лео по летному училищу, попавшие в истребители или ставшие пилотами грозных «штук», приняв на грудь, частенько говорили ему: «Повезло тебе – собьют не скоро!»
И начальство Лео ценило: не только наградило крестом первого класса, но отправило в этот важный, хоть и безопасный вылет.
А то! Далеко не каждый экипаж достоин сопровождать самого рейхсфюрера Охранных отрядов!
Полет был запланирован как учебно-боевой, только пошедшие в войска новые разведчики-корректировщики следовало как можно быстрее пустить в дело. Новый «Фокке-Вульф» [2] Лео нравился: гораздо комфортнее старого «стодвадцатьшестого» «Хеншеля» [3], и вооружение мощнее – есть чем отбиться от истребителей.
Командование, учитывая, что скорость пусть нового, но все равно тихоходного, по меркам воздушного боя, «стовосемьдесятдевятого» в несколько раз превосходит скорость колонны на земле, решило, что экипаж будет работать в режиме челнока – от Барановичей до Слуцка, обратно, снова к Слуцку, а оттуда уже к Минску. Задачи, поставленные командиром экипажа оберфельдфебелем Хаусдорфом перед фельдфебелем Валем (обычно, конечно, командовал именно летчик-наблюдатель, но поскольку полет считался учебно-тренировочным, то и расклад здесь был несколько другой), были, конечно же, несколько шире, нежели простое сопровождение колонны, им попутно поручили высматривать остатки войск большевиков, блуждающие по лесам. Правда, сам Лео считал эту часть задания глупой блажью начальства – ну какие остатки большевиков, скажите на милость, если красных выбили отсюда месяц назад? А до рези в глазах всматриваться в зелень леса, надеясь разглядеть пару-другую горемык, прячущихся по кустам? Нет уж, увольте!
Сейчас же «Фокке-Вульф» летел назад, чтобы, встретив колонну, сопроводить ее до Минска. «Еще десяток километров и на разворот!» – подумал Валь, бросив взгляд вниз.
«Все в порядке! Вон – мотопатруль, расположившийся на перекрестке, а вот еще один…»
По правде говоря, Лео уже немного подташнивало от вида медленно проплывающих под крылом лесов и болот, вот корректировка артогня – совсем другое дело! Точный расчет, все внимание сосредоточено на цели, да и осознание того, что ты делаешь нужную и важную работу, бодрило…
– О боже! – внезапно раздался в наушнике голос пилота. – Что это там впереди? Всем внимание! Шульц, готовь пулеметы!