С признательностью и любовью – Стивену Кингу.
Я никогда не любил ветер, дующий с горы Маунт Клинт, а в тот вечер он не просто завывал в трубе, а форменным образом выматывал душу. Живя здесь, в Лавразаях, на высоте трех миль над уровнем моря, как-то забываешь, что всего в полутора тысячах километров к югу – экватор, белоснежный раскаленный песок и обнаженные бронзовые красотки, нежащиеся под солнцем. Наш городок Дрентельн, в сезон отпусков кормившийся за счет туристов – горнолыжников, теперь, в декабре 1995 года, был неприютен и мрачен.
Окно у меня в комнате заиндевело до полной непрозрачности, лишь с краю, который находился ближе к дымоходу, немного оттаяло. На душе было тоскливо, тянуло на грустные воспоминания. Я выглянул в окно. Стояла ночь, точнее – поздний вечер, на улице царила непроницаемая мгла, лишь мириады снежинок под острым углом проносились в тусклом свете уличного фонаря. В доме напротив не светилось ни единого окна. Я удивился – в этом доме жил автомеханик Стинни ЛаБель с женой и четырьмя сыновьями, у них в квартире по вечерам всегда горел яркий свет, видимый из моих окон в любую непогодь.
Зовут меня Джон Смитсберри, я работаю муниципальным горным спасателем. В горнолыжный сезон, с апреля по октябрь, у меня по горло и выше работы, зато все остальное время приходится маяться бездельем, лишь иногда, где-то раз-два в месяц поступают срочные вызовы. Но в тот вечер их уже не предвиделось, читать не хотелось, телевизор не работал – опять антенна поломалась. Сидеть в квартире одному было настолько неуютно и уныло, что я решил прибегнуть к старому испытанному средству, а именно – пойти в гости. Я надел парку, медвежью шапку, а затем, поразмыслив, вынул из ящика письменного стола длинноствольный револьвер "Татав – Магнум Крокодил" и сунул его в специальный карман – кобуру. На всякий случай.
…Снежинки кололи мне лицо, мелкие и злые, они впивались под порывами ветра в кожу, словно осы. Наша улица выглядела совсем безжизненно, у крылечек и подъездов намело высоченные сугробы. Все окна наглухо закрывали темные створки ставень, из-за которых не пробивалось ни единого лучика света. Из каминных труб не курился дым. Это вселило в меня тревогу – ведь если все и позапирались без освещения по своим углам, то в такую холодрыгу должны же хоть камины топить! Ладно, допустим, что все мои соседи обзавелись чем-то вроде маленьких термоядерных реакторов для обогрева своих берлог.
Пройдя полквартала по занесенной снегом узкой улочке, я свернул на главную магистраль нашего городка, Снежное шоссе. Эта великолепная стратегическая дорога шла через все Лавразаи, соединяя Новый Лабрадор с районом столицы. Обычно по шоссе круглые сутки носились машины, но сейчас движение полностью отсутствовало. Наверное, где-то опять занос. Еще меня удивило, что дорога, обычно ярко и празднично освещенная неоновыми лампами, сейчас лишь тускло озарена двумя – тремя фонарями.
Через несколько минут я уже стучался в двери небольшого салуна, который на кооперативных началах держал мой старинный приятель Джош Доувер. Дверь оказалась против обыкновения заперта, но внутри горел неяркий уютный свет.
Дверь открыл сам Джош. Выглядел он неважно.
– Привет, Джонни. Хорошо хоть ты не забыл меня. Какая нынче странная ночь, не правда ли?
– Добрый вечер. Слушай, что случилось?
– Представления не имею. Ты в курсе, местная радиостанция молчит еще с утра, так что узнать что-либо невозможно.
– А люди что говорят?
– Ничего.
– То есть?
– С утра ни единого клиента, да еще с электричеством перебои – видишь, все лампы светят вполнакала. Я уже и не надеялся сегодня хоть что-нибудь заработать, видишь, даже дверь запер.
– Ну и черт с ним со всем, слушай, Джошкин, сделай-ка мне, пожалуй, двойной дайкири, как обычно.
– О, не прошло и суток, как явился настоящий клиент!
Мы рассмеялись, я уселся у стойки бара и принялся за коктейль, Джош сам составил мне компанию, потягивая виски с колой. Я почувствовал себя намного лучше. Играла тихая музыка, на дубовых панелях стенной отделки плясали разноцветные капельки света, отбрасываемые цветомузыкальной приставкой.
Неожиданно в дверь решительно постучали. Джош нехотя встал и пошел открывать. Я обернулся.
На пороге стоял высокий мужчина средних лет в демисезонном пальто и дорогой фетровой шляпе, поля которой потеряли форму от налипшего на них снега. Неудивительно, что в такой несерьезной одежке он продрог до костей: даже смотреть на посетителя было зябко. Глубоко посаженные темные глаза на длинном лице, тем не менее, глядели жестко и решительно: чувствовалось, дядечка не привык ни о чем просить.
– Прошу п-прощения, господа.– сказал он простужено, борясь с зубовным клацаньем – Что это за место?
– Это Дрентельн. – ответил Джош.
– Я вынужден просить у в-вас помощи. А то добрых самаритян в этих к-краях не дозовешься. Похоже, все п-повымерли. – голос пришельца то прерывался стуком зубов друг об друга, то переходил в неудержимую пулеметную трескотню.
– Мы, честно говоря, сами этому удивлены. Что случилось, сэр?
– Видите ли, мы с ж-женой и дочкой возвращаемся с Н-нового Лаб-брадора из отпуска. Проехали ваш город, километров на п-пять отъехали – видим, р-развилка. А указателя никакого нет. Я свернул н-направо и мы попали в жуткий занос, з-застряли. С-скажите, у вас вездеход есть? Расходы я беру на себя.
