Это утро ничем не отличается от всех остальных, что я провела во Флоренции за последний месяц. Слишком часто я рано просыпаюсь. Каждый раз открываю глаза и вижу предрассветное небо, слышу писк комаров, а также звуки открывающихся и закрывающихся ставен на окнах. Нередко мне снятся кошмары, в которых слышу громкие звуки хлопающих дверей и чувствую порывы сильного ветра. Мне кажется, что во сне я слышу, как чьи-то изможденные тела бросает на расшатанные ставни. Каждое утро я открываю глаза и на фоне фиолетового неба вижу здания вокруг палаццо Веккьо[1]. За время, проведенное здесь, я уже привыкла к виду из окна. Сейчас я живу в пустой квартире, которую сняла. Этим утром я зажгла спираль против комаров с запахом цитронеллы и подошла к окну. В переулке последний клиент находившегося внизу бара надел на голову пурпурный шлем, сел на мопед и выехал на улицу Маленчини. Звук мотора мопеда постепенно исчез. Мимо моего окна стремительно, словно брошенные невидимой рукой дротики для игры в дартс, стали носиться птицы. Раннее утро для птиц – это время кормежки.
Утром, как и во все остальные дни, я жду восхода. Первые лучи солнца освещают город, который до этого был окутан мраком. Я вижу уже не просто серое пространство, а черепичные крыши, водосточные трубы, беленые стены, брусчатку на мостовой и отражение солнца в окнах. Свет рисует картину города. Когда я вижу все это, то по-настоящему чувствую себя живой. В такие мгновения я не чувствую себя одинокой, я ощущаю, что город со мной. Но потом, когда солнце поднимается выше, то узоры света и тени блекнут, и я понимаю, что впереди у меня длинный день. Что-то незримо меняется.
Я иду в ванную, снимаю майку и пижамные штаны и отодвигаю от стены оранжевые весы. Весы движутся по синей плитке и, попадая в пазы между ними, издают звук, похожий на стук вагона на стыках пути. Я проверяю, чтобы стрелка весов стояла ровно на нуле. Я никогда не жульничаю. Становлюсь на весы и смотрю, как стрелка сначала бешено мечется из стороны в сторону, а потом останавливается. «Хорошо», – произношу я вслух и провожу ладонью по лицу, вниз по руке и животу. «Хорошо», – повторяю я голосом, в котором слышится чуть больше решимости, чем необходимо, смотрю на свое отражение в зеркале и пытаюсь убедить его в том, что все именно так и обстоит. Я одеваюсь, завязываю в хвостик свои темные волосы, привожу себя в порядок и поднимаюсь на кухню, думая: «Сегодня все будет совсем по-другому».
Я открываю высокую дверь с жалюзи из деревянных реек и выхожу на небольшой балкон. Пол балкона покатый в сторону улицы, так что кажется, что я могу соскользнуть с него вниз во двор. Балкон – это одна из причин, по которой я сняла эту квартиру, несмотря на то что почувствовала в животе сосущую пустоту, когда хозяйка назвала мне цену. Женщина увидела ужас на моем лице и показала мне другую квартиру, гораздо меньшего размера, сказав хриплым голосом на итальянском: «Эта гораздо дешевле», но я просто не смогла, не смогла. Мне нужен свет. «Нет, – сказала я ей. – Нужна другая, светлая». Хозяйка окинула меня скептическим взглядом и повторила: «Дорого, дорого, дорого». – «Не страшно, – соврала я. – Мне нужен свет, свет, свет». Теперь, когда я спускаюсь вниз и вижу хозяйку, она смотрит на меня странным взглядом.
Конец августа. Вот уже несколько недель окна квартир в здании напротив оставались темными и пустыми, за исключением одного, в котором этажом ниже моего я наблюдала старую женщину, сидевшую весь день, положив руку на подоконник. Иногда эта женщина готовит соус, запах которого поднимается вверх к черепичной крыше и который я отчетливо чувствую. Но сегодня утром этой женщины не было видно пока что. Все итальянцы уехали из города на побережье. По всему городу на дверях магазинов я вижу объявления со словами: Chiuso per ferie fino al 1 Settembre. Эти объявления написаны от руки небрежным почерком, словно должны сообщать о том, что продавщица ушла всего на пять минут, хотя на самом деле сообщают о том, что магазин начнет работать первого сентября. В городе много туристов, которые толпятся на площади перед кафедральным собором Дуомо, он же собор Санта Марии дель Фьоре[2], с самого раннего утра занимают очередь в галерею Уффици, торгуются на Центральном рынке, кричат водителям автобусов, чтобы те остановились и их подождали, и вообще ни на кого не обращают внимания, идут с мороженым, которое течет им на ладони, а по вечерам слушают, как итальянские музгруппы исполняют на площадях каверы Beatles. Все это безумное шараханье туристов по городу повторяется день ото дня, ночь от ночи. Все туристы смотрят только вверх, всегда вверх. Они смотрят на фрески на потолках церквей, на ряды мадонн в музеях, на огромную голову, руки и ноги Давида, на стоящих, как истуканы, на улицах города загримированных мимов, которые делают движение только тогда, когда слышат звук упавшей в стакан монетки, на здания, украшенные по углам скульптурами летящих ангелов.
