Мой блудливый кот нарисовался в ночь на второе сентября, когда отгремели бои, и на всем протяжении фронта ревности и отчаяния висела гробовая тишина. Я не спала. Он вошел, и я сразу стала думать, чем бы его огреть.
– Не спишь, – подметил Бригов, – И не боишься, что придет Бабай, заберет тебя в пещеру и не станет там с тобой церемониться.
Я бы с радостью отдалась Бабаю и отправилась с ним в пещеру. Таким, как я, там самое место.
– Молчишь, – с обидой констатировал Бригов, – Решила, что мужик погряз в блуде, спился? Думаешь, за три недели разлуки, носясь на розовом «Кадиллаке», он совсем забыл про родную жену?
Я думала лишь о том, чем его огреть. Смотрела на него, как в мутный колодец, и чувствовала возвращение великой депрессии.
Бригов действительно не был пьяным. И духами от него в первом приближении не пахло. Он смотрел на меня глазами добропорядочного мужа, вернувшегося из длительной командировки. Этот фокус я знала, но Бригов старался. Трехдневная щетина чего стоила! И костюм от Жанфранко Ферре – мятый, с оттянутыми карманами. И неземная усталость в глазах, помноженная на сизифов труд и три перехода через Альпы. Где его носило, интересно?
Я стояла перед ним в трусиках, в прозрачном дезабилье, норовя его одернуть хотя бы до пупка. А он шарил по мне своими масляными глазами. И чувство усталости превращалось во что-то другое – такое знакомое. Знай я заранее, что он заявится, надела бы пояс верности из нержавеющей стали, а ключ от него заперла бы в сейфе «Юнион Траст Бэнк» на другом конце Мэдисон.
Я отложила на оттоманку фотоальбом и натянула халат. Бригову осталось любоваться моими морщинками. Это был безошибочный ход. Он печально посмотрел на исчезающую в запАхе ключичную косточку и принялся озирать нашу «голубятню», состоящую из двух комнат.
– Чем занимаешься?
– Личность формирую, – прошептала я.
Это была кристальная правда. Двое суток я листала наши семейные американские фотографии и убеждала себя, что мой законный супруг Денис Бригов – полнейшее ничтожество. А та особа, что всегда рядом с ним на фото – в корпункте влиятельной российской газеты (где он, собственно, работает), на крыше Эмпайр Стэйт Билдинг, в ложе «Мэдисон Гарден», на скалах Лонг-Айленда – еще не потерянный для общества человек. Она способна возродиться и, невзирая на возраст, обрести счастье.
– Твой телефон не отвечал.
– Батарейка села, – не моргнув глазом, соврал Бригов, – А зарядное устройство дома оставил… в смысле, забыл. Вон оно, в тумбочке, можешь проверить. Редкая марка телефона. Серьезно, Юлька.
А других телефонов в округе не было. Пустыня с редкими колючками. Как мне это надоело. Интересно, – думала я, – если ураганом «Катрина» пять дней назад смыло Новый Орлеан, то почему не смыло Лос-Мендос? Он где-то рядом.
– Ты не попал в ураган? – как бы удивилась я.
– Ураган? – задумался Бригов, – Ах, ураган… Знаешь, я что-то слышал. Ураган прошелся по Японии и движется в сторону Сахалина.
– Бригов, я решила выбросить из жизни этот стыд и срам под названием «ТЫ», – торжественно сказала я и сделала каменное лицо, – Мы с тобой разводимся.
Но он меня не слышал, я очень тихо сказала. Или подумала.
– Я попал в очередную историю, Юлька, – простодушно признался благоверный, – Но не в Лос-Мендосе, где по заданию шефа просидел десять дней, ожидая одного чудилу с Тринидада. С чудилой полный хэппи-энд. А попал я, Юлька, в нашем родном Нью-Йорке. На Сорок пятой улице – между детским пансионатом типа «Былинка» и прибежищем умалишенных Пака Сильверстоуна. Там есть уютный скверик, окантованный тремя помойками – вот в нем я и попал.
– Ты попал в очередную бабу, – прорычала я.
Но я опять очень тихо прорычала – Бригов не расслышал. Началось второе приближение. Он простер ко мне тяжелые длани и полез обниматься. А я терпеть не могу микробов. И роль статистки изрядно надоела. Я отпрянула, и, издавая звуки, подобные дуделке «уйди-уйди», спряталась за оттоманкой.
– Юлька, ты чего свиристишь? – растерялся муж.
– Бригов, отныне между нами нет ничего общего! – внятно и членораздельно сказала я, – Знать не хочу, куда ты влип, где тебя носило, и зачем ты сюда пришел! Это последняя ночь, которую мы проведем вместе. И проведем мы ее, заметь, раздельно. Я в кровати, ты – на оттоманке. И не остри про перекрестное опыление, про то, что шоу маст гоу он – ни черта оно не маст. На ужин и ласку можешь не рассчитывать, только на сон. Форма одежды – жесткий топлесс, можно в тапках. А будешь лезть, я сообщу о твоем поведении в…
Я зажмурилась.
– В ближайшее отделение милиции, – голосом диктора Кириллова подсказал Бригов.
Я открыла глаза. Боже, моя инициатива не находила поддержки. Скалясь, как вампир, издавая утробное урчание, это животное спускало штаны со своих располневших чресел…
Тактика сдержек и противовесов не работала. Жизнь ломала мои планы. Я могла бы догадаться, что Бригов самым циничным образом перепутает диван с оттоманкой, а я окажусь слабейшим существом в мире. Он обнял меня, зарылся носом в мои безжизненные волосы.
– Не надо, Бригов, не хочу… – бормотала я, цепенея от отчаяния. Но все обошлось. Бригов не стал переступать черту. Он относился к редкому типу людей, которые тонко чувствуют эмоциональное состояние других.
