5 сентября, понедельник
Я вошел в гостиную с первым раскатом грома. Зонт, взведенный в боевое положение, по счастью, не понадобился. Капли дождя застучали по стеклам. Ветер выл в водосточной трубе, рвал шапки кустарника, озаренные светом фонаря. Доктор Краузе вооружился пультом, и тяжелые портьеры с шелестом сомкнулись. Он покосился на меня из своего любимого кресла.
– Явился, призрак оперы…
Доктор Краузе, сертифицированный психоаналитик, член Европейской ассоциации психотерапевтов, доктор медицинских наук, эксперт судебной психиатрии – породистый высокий мужчина крепкого сложения и сложного психопатического характера – коротал пасмурный вечер, разбирая почту и потягивая древний напиток суровых шотландских горцев.
– Если нужен, могу остаться, – заметил я, – Если нет, то с удовольствием вытяну ноги. Настроение, знаете ли, среднее после приобщения к высокому искусству.
– Не пойму, почему вы замахнулись на Большой театр, – доктор смерил меня изучающим взглядом. – Могли бы начать с посещения рок-концерта. Или, скажем, с пикника в парке под романтическим дождем. Решили поразить даму в сердце? Поразили? И что сегодня давали в Большом?
– Оперу, – огрызнулся я, – Их было много, и все пели. Воздержитесь от комментариев, Александр Петрович. Лично мне в буфете давали кислое шампанское. Объясните, почему, когда я общаюсь с прекрасным полом, мой телефон раскаляется, вы звоните каждые полчаса, лишая меня удовольствия? А сегодня, когда действительно назрела такая необходимость, мой телефон даже не пикнул? Это обидно.
– Сочувствую, Дмитрий Сергеевич, – доктор Краузе язвительно усмехнулся, – Ну, что ж, туман рассеялся. Осанка неестественно прямая, наводит на мысль, что вы тратите много энергии на ее поддержание. Походка при этом нетвердая, что свидетельствует о растерянности и уязвленном самолюбии. Войдя в гостиную, вы оперлись на спинку кресла – чего не сделал бы уверенный в себе человек, находящийся в превосходном расположении духа. Кожа бледная, но недавно ее посещал румянец. Левая сторона лица подрагивает – признайтесь, дама сидела слева от вас? Вы расстроены, обижены, разочарованы. В ваших глазах – боль по погибшим иллюзиям. В переводе на бытовой язык – особа, приглашенная в театр, оказалась не женщиной вашей мечты, ее роскошный интеллект вас добил, и вы насилу досидели до конца. Проводили ее домой и, притворившись импотентом, бежали. А теперь скорбите по бесцельно потраченным средствам. Билеты в Большой нынче не дешевые?
– Не такой уж я крохобор. Но если откровенно, период распада моей зарплаты уже прошел. Она ничтожно мала – получаю гораздо меньше своей реальной стоимости. И ту вы умудряетесь задерживать. Не могу поверить, Александр Петрович, но в этом месяце я не получил в срок своего жалования.
– Получите, не митингуйте, – поморщился Краузе, – Август был застойным месяцем. Клиентов мало, расходы растут, счета давят. Вы знаете, как трудно жить в современной Москве?
– Откуда мне знать? – пожал я плечами, – Я живу в ней всего лишь тридцать четыре года. Советую записаться в Общество голодных психоаналитиков. Или езжайте в деревню, как император Диоклетиан, выращивайте там капусту.
– Как я устал от вашей злой иронии… Присаживайтесь, Дмитрий Сергеевич, не маячьте тенью обманутого соблазнителя.
И только сейчас я обратил внимание, что доктор Краузе чем-то расстроен. Он был непривычно бледен, нервно тасовал корреспонденцию и шутил автоматически, почти не улыбаясь. Я почувствовал слабое беспокойство. Видеть доктора раздраженным, метающим молнии приходилось часто, но чтобы подавленным и растерянным…
– Хандрите, Александр Петрович? Или я чего-то не знаю? – я развалился в кресле и с интересом уставился на бутылку скотча, содержимое которой жизнерадостно поблескивало в свете лампы. Этикетка изображала герб со львом и единорогом – гарантия качества. Производитель являлся поставщиком английской королевы. Доктор Краузе нахмурился, зачесал пятерней спадающую в стакан прядь волос. Ответить не успел – за дверью прозвучал заливистый детский смех, распахнулись створки из мутного стекла, и образовалась озорная мордашка малыша лет семи. Он хлопал лучистыми глазами. Испуганно вскричала домработница Тамара Михайловна, оттащила пацана за шиворот. Какое-то время доносились звуки борьбы – Тамара Михайловна волокла малолетнего хулигана к себе в комнату, затыкая ему рот. Затем настала тишина. Доктор Краузе водрузил на меня взгляд, исполняемый священного ужаса.
– Что это было, Дмитрий Сергеевич? Мне не почудилось?
– Мальчик, Александр Петрович.
– Мальчик… – задумался он.
– Да, – я сделал попытку объяснить, – Это как бы девочка, только наоборот. Вспомните, у вас тоже было детство. Вы опять все забыли. Малолетнего пирата зовут Богдан. Он внучатый племянник Тамары Михайловны. Обстоятельства сложились так, что он вынужден провести сутки в нашем доме, завтра утром его депортируют. Памятуя о вашей нелюбви к мелким домашним любимцам, Тамара Михайловна слезно умоляла вас сжалиться и позволить малышу пожить в этом доме. Вы проявили великодушие и разрешили. Какое-то время она его усыпляла, но, видимо, закончилось снотворное. Согласитесь, это лучше, чем гроб, который стоял у нас в мае?
