Ньями раздевала ее какими-то рваными, ожесточенными движениями. Поджала губы и молчала так, словно именно Дани была виновата во всем происходящем.
А Дани стояла и рассматривала чудесное место, в котором очутилась: стены в мраморе, белые умывальники, посреди комнаты – большая, начищенная до блеска ванна, к которой подведены такие же блестящие трубы. В ванну лилась вода, над бортами поднимался ароматный пар, Ньями первым делом насыпала в воду разноцветных солей.
- Сейчас я вас искупаю, - наконец произнесла женщина, - потом мы вымоем ваши волосы. Вши есть?
- Нет, - выдохнула Дани и поняла, что краснеет.
В самые тяжелые времена, пока жила на улице, она старательно стриглась. Волосы отросли уже в замке Энц, а там уже была возможность следить, чтобы не завелись паразиты.
- Прошу прощения, - Ньями окинула ее пристальным взглядом, а затем вдруг покачала головой, - я не понимаю… почему он это сделал? Может быть, вы скажете?
Дани поежилась под испытывающим взглядом.
- Он сказал, что хочет, чтобы мне было плохо.
Глаза Ньями на миг расширились, было видно, что у нее что-то крутилось на языке. Но она лишь сжала губы и подвела Дани к ванной.
- Вы знаете, что это? Купались когда-нибудь?
- Конечно, купалась, - Дани сделалось чуточку обидно. Да ее что здесь, за зверушку держат? – Спасибо вам.
Она с наслаждением вытянулась в теплой воде, пахнущей розами, и закрыла глаза. Все еще не верилось в происходящее. И душа рвалась из золоченой клетки на волю, туда, где Ксеон.
«Опомнись, дурочка. Он тебя бросил. Использовал так, как ему нужно, и бросил».
Ей хотелось плакать, но слезы отчего-то высыхали, оседали пеплом сожженной любви на сердце. Интересно, что должно произойти, чтобы она выпустила из себя всю эту боль?
- Сядьте, я вымою вам голову, - твердо сказала Ньями.
Дани подчинилась, и покорно сидела, не шевелясь, пока женщина намыливала ей волосы, а затем смывала пахнущую карамелью пену.
- Вы очень красивая, - заметила Ньями, - но я все равно не понимаю господина Аламара.
- Может быть, вам он все объяснит.
- Я не могу спрашивать, - она покачала головой, - ведь я всего лишь прислуга, хоть и знаю его с того времени, когда он пешком под стол ходил. Но жениться только ради того, чтобы сделать человеку плохо… это как-то не похоже на него. Совсем.
- Значит, вы его тоже не знали, - не удержалась Дани, - он приказал повесить смотрителя замка Энц и его жену, хотя виновата была только я одна.
- И что же вы сделали, госпожа? – Ньями принялась намыливать ей спину.
- Я… в замке был узник. Он… знаете, он… никто так не относился ко мне, как этот узник. Но ему было плохо, он умирал. По крайней мере, так он мне говорил. И всего-то нужно было ослабить или расстегнуть ошейник, который застегнул господин Аламар. И вот… - Дани тяжело вздохнула. Каждое слово резало как нож, отхватывая по кусочку от кровоточащего сердца. – Я расстегнула ошейник, и узник сбежал.
- И такое бывает, - пробормотала Ньями, - что ж, вам его было так жаль, этого несчастного?
- Наверное, жаль, - Дани снова поняла, что краснеет, - я не знаю. Теперь уже не знаю. Но я счастлива, что принц Ксеон теперь на свободе. А то, что будет со мной… Всеблагий всех рассудит.
Рука с мочалкой замерла.
- Что… что вы сказали? Принц Ксеон?
- Да, - она понурилась, - увы. Вот как получилось.
- Вы отпустили на волю принца Ксеона, - произнесла Ньями, как будто не веря.
Дани кивнула.
И вскрикнула, когда сильные пальцы внезапно впились в волосы, резко дернули наверх.
Ничего не осталось от той доброжелательной Ньями, которая встретила ее у порога дома. Дани вдруг оказалась лицом к лицу с темным демоном. Смуглое лицо исказила ярость, делая его похожим на маску шамана с южных островов. Глаза метали молнии.
- Ах ты… ах ты тварь! – хрипло выкрикнула Ньями, - да я сама… сама тебя утоплю! Ну поди ж ты…
Руки соскользнули с бортиков ванны, в нос, в рот хлынула тошнотворно-теплая вода с привкусом железа. Дани как будто утратила власть над телом: оно билось, выгибалось, а голова… по-прежнему под водой. Перед глазами стремительно сгустилась тьма.
- Мама! – гул в ушах нарастал, легкие разрывались.
Дани шарила руками в попытке достать Ньями, но ловила лишь воздух.
А потом ее также резко дернули наверх.
Больно, за волосы.
Хватая воздух и одновременно давясь собственным воплем, Дани едва соображала, что Аламар подхватил ее под мышки и вытащил из ванной. Усадил на стул. Как будто издалека донесся его голос:
- Я запрещаю тебе, слышишь? Запрещаю пытаться убить мою жену. Это мое право, наказывать. Не твое. Если нарушишь приказ, я убью твоего сына. Поняла? А теперь пошла вон.
Дани поморгала, пытаясь сфокусировать зрение. Легкие горели, из носа текла вода вперемешку с кровью. Ее трясло так, что клацали зубы.
- Перестань, - брезгливо сказал Аламар, - нечего сопли разводить. В следующий раз будешь думать, кому и что говоришь.
- Я… - она закашлялась, - Ньями…
- Повторяю для слабоумных. Думай, что и кому говоришь.
В голосе звенел металл.
Перед глазами наконец перестали мельтешить цветные круги, и Дани посмотрела на Аламара.
Он сменил черный мундир на длинный стеганый халат, темно-бордовый. Влажные черные волосы рассыпались по воротнику и вились колечками. Брови сошлись к переносице, Аламар был очень, очень зол.
