Уборщица
– Тебе что, денег не хватает?
– Хватает.
– Ну, а в другое место, пошла бы, ну, там какие-нибудь бумажки перекладывать?
– Не берут. Возраст, там молодые нужны.
– Ну, сторожем, в конце концов.
– А что там делать? Опять одна, я и дома в четырех стенах одна сидеть замучилась.
– Вон, с подружками общайся, сходите куда-нибудь.
– С кем?
– Ну, с этой, как ее там, в прошлый раз приходила.
– Ильинична? Так уже месяца три, как ей сорок дней помянули.
– Ну, на лавке возле подъезда вечно кто-нибудь сидит, вот и общайся.
– Что я курица, на лавке как на насесте сидеть, вечно одно и тоже – из пустого в порожнее переливают. – Нина Николаевна, сцепив морщинистые руки на коленях, словно две подружки, погладила их друг дружкой. Не расцепляя, потупила на них глаза, словно рассматривая, поглаживала большим пальцем выпирающие пястно-фаланговые суставы, обтянутые пожелтевшей кожей. Добавила. – Скучно. Вот когда Егорку хоть на каникулы привозили, все веселее было. Хоть какая отдушина, а теперь, на недельку приехали вместе, и опять одна.
– Ма, ну, в самом деле! Ты что нас позоришь.
– …
– Коль! Ты что сидишь истуканом? Скажи что-нибудь. – Вера обратилась к мужу, уставившемуся в телевизор, – никуда от тебя твой футбол не денется.
– Нина Николаевна, в самом деле, зачем вам эта работа? Ну, давайте уже к нам перебирайтесь, сколько говорить, квартира большая, всем места хватит. Вон, Егором занимайтесь, он только рад будет. Да и потом, в вашем возрасте, не дай Бог, чего случится, мы и знать не будем.
– Николай, ну что за манеры? Ты в курсе, что женщинам не принято напоминать об их возрасте? – Глаза Нины Николаевны озорно блеснули.
– Нина Николаевна, ну, я не знаю… У нас медицина хорошая.
– Нет, не поеду. Вся жизнь здесь прошла, все угол свой, да и Володя, кто за его могилкой присмотрит. Что зря говорить.
– Ну, я не знаю, Вера… – Николай развел руки.
– Вот, ты так всегда! Чуть что решить надо, все на меня, ты кроме работы, телевизора и компьютера вообще что-нибудь видишь? – Выпустив пар на мужа, обернулась к матери. – Мама, ну, давай я тебе путевку возьму, вон, у нас все пенсионеры живут в свое удовольствие, отдыхают, путешествуют. А?
– Да, что я там не видела.
– Ба-аб. Можно я эту с собой заберу? – Вмешался в разговор вошедший в зал Егор, показывая бабушке медаль в красной коробочке.
– Возьми, конечно. – Нина Николаевна, не вставая с кресла, подтянула к себе подросшего внука. Прижавшись к его груди, запустила руку в волосы склонившегося к ней Егора. Ладонью с подрагивающими пальцами взъерошила, затем пригладила его шевелюру. – Внуча моя.
– Егор, оставь бабушкины награды, – нервно вставила Вера.
– Ну, у нее еще есть, – и, обращаясь к бабушке, – да, баб.
– Бери, на что они мне нужны, а ты как глянешь, так меня вспоминать будешь, – бабушка не отпускала внука, наслаждаясь его близостью в преддверии расставания.
– Вдруг, на таможне не пропустят, потом проблем не оберешься… Не переживай, и так помнит, чуть что, так: «А вот баба Нина, а вот у бабы Нины…»
Проводив детей, Нина Николаевна взгрустнула в одиночестве на кухне за вечерней чашкой чая. Идти развеяться к соседке не хотелось. Кот, чуя настроение хозяйки, потершись о ноги, запрыгнул на колени, заурчал, устроившись поудобнее.
– Ну, что, Сема, опять мы одни остались, – хозяйка погладила лохматого кота, в благодарность добавившего громкости своей песне.
Допив чай, посидела немного, вспоминая далекое детство, юность, молодость, комсомольскую стройку, комбинат, мужа… Картины калейдоскопа насыщенной жизни, меняя друг друга, давили грустью ушедшего времени.
Ее современники – бескомпромиссные комсомольцы. Страх перед неизвестностью, который она делила с подружками в купе поезда, направляясь покорять Сибирь по комсомольской путевке. Партбилет. Как она тайком целовала заветную книжицу. Где это все? Все поменялось. Дочь, вот, уехала на ПМЖ с семьей за границу. Она, было, воспротивилась, да куда уж там. Избаловала. А что там? Соседи, к которым надо идти в гости со своим супом, или оставить деньги за гостевой визит. Нет, это не ее. Поздно меняться в ее возрасте, да и как без работы? Как жить, понимая, что никому не нужна. Деньги? Да, что в них? Может, она, получая хорошую ветеранскую пенсию, не зная нужды, как сказала в запале дочь, с жиру бесится. Нет, дочь, не с жиру. Просто я, ну, поколение наше – оно другое. Мы выросли такими потому, как были нужны стране, и живем, пока осознаем свою нужность и полезность. А как иначе? Слово было такое – «надо». А труд, он любой почетен. Это сейчас, хоть телевизор не включай, одни «бизнесмены» и «бизнесвумены», или еще, чего похлеще. А мы росли на фильмах «Девчата», «Весна на Заречной улице», «Целина»…, да, что там говорить. Любили по другому, чисто и бескорыстно. А как с Володей сошлись… . Комнатку дали, три шага в одну сторону, четыре – в другую. Всей мебели – кровать металлическая с никелированными фигурными спинками да старый стул Венский. У других и того не было. Сковороду с картошкой принесу из общей кухни, на стул поставлю, сядем с Володей на книжки, едим, а он одной рукой дно у стула придерживает, чтоб сковорода не провалилась. И жили. Все своим трудом, чужого не брали. А как иначе? Как жить в праздности? И учились, и работали. А какой комбинат (и ее ручками) отгрохали. Родила долгожданного ребеночка уже, когда в начальниках ходила. Ей тогда уж за тридцать было. Уж отчаялись, а Бог, вот, девочкой сподобил. Володя в дочке души не чаял, как Верочку любил, как любил! Вырастили, выучили. Уж на пенсии оба, а все на работу бежали. Володю совсем астма замучила, посоветовали климат сменить. Перебрались к дочке поближе, все бросили, переехали, да и тут не уберегла…
