Читать онлайн полностью бесплатно Алексей Кочетков - У нас в Латинском квартале

Первая часть повести

«Иду к тебе. 1936–1945»

Редакторы: Инна Кравченко и Татьяна Губина

Общая редакция и примечания Владимира Кочеткова

Переводы с немецкого Марка Циприна

Шаю[1] у нас на агро – в Национальном агрономическом институте – более чем скромные. Лекционный зал института лишь изредка сотрясают веселые дружные крики:

– Блестяще, профессор!

– Гениальный вывод!

– Это делает Вам честь!

С минуту мы восторженно вопим, грохочем ногами, стучим по пюпитрам, которые амфитеатром спускаются вниз. Потому что шуметь – наше традиционное неотъемлемое академическое студенческое право. Потому что все это здорово! Так лучше запоминается. Потому что мы молоды.

А за окнами, за истертыми временем до свинцового блеска окнами, тихая рю Бернар. Окраина Латинского квартала.

Национальный агрономический институт.^>*1

Лекционный зал.^>*2

Студенты Национального агрономического института (1934 г.).^>*3

Сюзанна Хаас, выпускница Национального агрономического института 1936 г.^>*4

Профессор, с обычным для французов красноречием красиво закруглив фразу, привычно призывает нас к порядку. Улыбается, шутя поднимает руки вверх: «Сдаюсь». Шум, так неожиданно возникший, привычно затихает. Занятия, обязательные для нас, лаборантов фитопатологической лаборатории, продолжаются. А я ищу глазами Жаклин.

Да, шаю у нас очень и очень скромные. Все скажут. Таким, скажут поборники древних студенческих традиций, могут довольствоваться только эти неотесанные мужланы-агрономы. У них половина провинциалы и полно метэков (иностранцев). Они один день в Париже, другой – на своих огородиках под Версалем. Ни на су[2] выдумки! Далеко им до студентов Сорбонны! Все знают, как одеты медики на их ежегодном балу. Только на профессорах, да и то на тех, кто постарше, римские тоги. Все остальные – в чем мать родила.

Да! Настоящее студенческое веселье только на факультетах Сорбонны! Там и сейчас, в это сумбурное время, чтут настоящие традиции.

К примеру, юристы. У них что ни лекция, то мировая проблема. Роскошный повод пошуметь, поспорить, устроить действительно парижское шаю.

– Вы слышали, что он опять отколол?

– Это возмутительно, позор!

– Значит, хороним?

– Да, да! Немедленно! Он для нас умер!

Назначен день «похорон» опального профессора. Расклеены самодельные изощренно ругательные «траурные» объявления. Имя впавшего в немилость будет предано «анафеме». Это на «панихиде», которой закончатся «похороны». После шутливых, порой остроумных, речей «труды» и «гроб» покойного полетят в Сену.

Попробуйте протолкаться в день «похорон» сквозь густую разноцветную разноязычную стенку молодежи, ближе к краю тротуара. «Пардон! Разрешите?» На бульваре Сан Мишель, а по-нашему бульмише. В первые ряды, где, естественно, медики. Гривастые, размеренно попыхивающие длинными трубками, медики. Их кафе здесь рядом. Они величаво опираются на льнущих к ним расфранченных душистых подруг. Посмотрим, что отчебучат юристы.

Вот с площади Пантеон на бульмиш уже заворачивает костюмированная головная группа их процессии. Рядом с живым парижским ажаном (полицейским) в накидке и с белой резиновой дубинкой под ней – блестящий «мажордом» в треуголке и с белой импозантной булавой. За ним «прелат», который изрыгает богохульственные слова, поглядывая в «требник» – толстенный телефонный справочник.

На пурпурных атласных подушечках несут «ордена» покойного – непотребности мужского и женского пола, вырезанные из моркови и свеклы. За «гробом», не менее игриво оформленным, – боевой конь «усопшего» – какая-нибудь крохотная игрушечная лошадка, которую тянут на толстенном просмоленном морском канате.

А вот и шаю – задорный эксцентричный танец. Его отплясывают «плакальщицы» – девицы из определенного рода заведений, скорее раздетые, чем одетые. Их наняли для процессии, и они старательно выкамаривают – имитируют своих товарок по ремеслу – жриц любви раннего средневековья.

За музыкантами, прочувствованно играющими, одетыми кто во что горазд, толпа орущих студентов.

Здание, в котором находилось кафе «Дюпон».^>*5

За процессией вниз по бульмишу – к набережной Сены, мимо популярного студенческого кафе «Дюпон» можно и не ходить. Мимо кафе и шумных, поющих, пахучих днем, улочек кварталов бедноты. Где ночью на любом углу и почти в каждом подъезде мужчину может остановить дамочка в яркой сверкающей кофточке-блузке и плотно облегающей бедра короткой распахнутой сбоку юбке, на высоких звонких каблуках.

– Тю монт, мон коко?! Может быть, поднимемся ко мне, петушок?

За процессией к Сене, где завершатся шуточные «похороны», можно и не ходить. В сущности, это дело юристов.

Но посмотреть на это зрелище все же стоит.

Особенно, если ты совсем недавно в Париже. И попал, как говорится, «с корабля на бал». Из захолустья, с Севера. Из Латвии-«Клятвии» (ах, это где-то у Северного полюса!), которая за годы учебы в Тулузе и из-за недавнего фашистского путча-переворота[3], стала чужой и враждебной. И за год военной службы в этой Латвии-«Клятвии» уже забыл, как это можно вот так, всем вместе, беспечно дурачиться и требовать к себе внимания и безнаказанно запруживать проезжую часть бульвара…