Мятеж военщины и реакции доживает свои последние дни. Он уже подавлен в крупнейших политических и промышленных центрах страны: в Мадриде и Барселоне, в Валенсии и всей Каталонии. На Юге – в Андалусии и на Севере – в шахтерской Астурии.
Но еще тлеет отдельными очагами в отсталой Галисии – у гальегос[1], в чиновничьем Бургосе. В изуверской «испанской Вандее»[2] – Наварре и в крупных городах пустынного Арагона.
Тлеет потому, что кто-то ворошит затухающие головешки. Это – Германия Гитлера, Италия Муссолини.
Но что они могут? Идут последние сражения! Четыре пятых территории страны у Республики. А то, что четыре пятых регулярной испанской армии на стороне мятежников – это не в счет, потому что с Республикой весь народ. Народный фронт. Всеобщий энтузиазм. Каждый день новые победы. Победа или смерть!
Мы мчались в последние схватки. На баррикады. В гущу ликующих, смуглых от загара, белозубых, гордых и смелых республиканцев. В страну героев астурийского вооруженного восстания[3]. О ней рассказала нам Пассионария. Такой была Испания на страницах наших газет и журналов.
Долорес Ибаррури.>*1
Такой она должна была появиться вот-вот, очень скоро, как только мы проедем этот темный, прохладный и кажущийся бесконечным пограничный туннель.
Проедем туннель и начнется. Ликующие толпы потрясают отбитым у врага оружием, баррикады, сражения…
Порт Боу после бомбежки 16 декабря 1936 г.>*2
Порт Боу (1920–1930 гг.).>*3
Порт Боу (2011 г.).>*4
Почтовая открытка с видом Порт Боу (1930 г.).>*5
Порт Боу (2011 г.).>*6
И вот – яркий свет. Вот она, Испания! Слева к горизонту бирюзовое море. Дебаркадер[4] станции.
И сразу же… тишина, как только экспресс Париж – Порт Боу перестал молоть рельсы колесами. Тишина и удручающая жара. И кажущаяся миражом нерастревоженная мирная жизнь небольшого городка. Лабиринт узких улочек, опущенные жалюзи окон. Открытые террасы кафе – разморенные жарой завсегдатаи. И мягкий плеск волн на пляже, обнаженные тела купающихся. Нигде ничто не напоминает о войне.
И только цепочка одетых в штатское с разноцветными нарукавными повязками и винтовками через плечо, уходившая вверх в горы к границе, говорила о том, что здесь что-то произошло. Что-то изменилось. И где-то идут эти последние бои.
И прибывший, полупустой сейчас, экспресс из Парижа, конечно, не нарушил мирную жизнь городка.
Нас никто не встречал и не ждал. Нас – первую тройку добровольцев Союза друзей Советской Родины – возвращенцев не ждали и не встречали ни здесь, в Порт Боу, ни там – в Барселоне. В отличие от тех, кто приехал после нас. Всех, слетевшихся на зов Республики со всех концов земного шара. Всех остальных из 40 тысяч добровольцев свободы (волунтариос де ла либертад). Всех тех, кто приехал потом.
Таможня в Порт Боу (1920–1930 гг.).>*7
Наш приезд даже вызвал удивление на таможне, где умудренные опытом чиновники сравнительно скоро разобрались в наших немудреных, очень и очень скромных пожитках. Нас даже несколько раз переспросили о цели приезда. Задумались, а подумав, сочли необходимым передать нас представителю местной народной власти, представителю антифашистского комитета.
И вот уже смуглый, щуплый с виду каталонец, со сморщенным старческим лицом, в черном мохнатом берете, надвинутом, несмотря на жару на лоб, с черно-красной повязкой на рукаве и кольтом в деревянной кобуре радушно и несколько напыщенно приветствует нас, «революционных пролетариев Парижа». И объясняет, что на фронт можно попасть лишь через Барселону (туда скоро пойдет поезд), и приглашает нас обождать в комитете.
Порт Боу (1920–1930 гг.).>*8
И ведет нас туда по лабиринту улочек, вдоль пляжа, а мы разглядываем незнакомый городок и вежливо поддерживаем разговор. На стенах надписи и флаги всех цветов радуги. Что такое это ФАИ, крупными буквами, черной краской написанное на желтой стене? Оказывается, Федерация Анархистов Иберии. А что такое ПОУМ? Нам расшифровывают что-то длинное – Партидо Обреро де Унификасьон Марксиста (испанские троцкисты) и почему-то ругают Эскьерру. В чем она провинилась? Но спрашивать обо всем неудобно, нельзя обнаружить полную неосведомленность.
Поэтому мы больше слушаем и удивляемся. С мятежом, выходит, еще не покончено, а он полслова о войне, а больше о революции: освободительной, социальной. Цель анархистов – свободные ассоциации тружеников (мне это знакомо с тулузских времен)… без принуждения… без государства – близка (Журавлев едва удерживается, чтобы не заспорить)… И никакие мятежные генералы и эти реакционеры из Эскьерры (оказывается, это левые каталонские республиканцы) не в силах помешать…
Мы чувствуем узкие местнические масштабы собеседника, потягивая густую терпкую малагу[5], которой угощает нас наш первый испанский знакомый в пустынном помещении комитета:
– Мы победили в Каталонии. Мятеж реакции – князей церкви, военщины, помещиков, капиталистов – у нас сломлен и наши милисьянос[6] дерутся в Арагоне.
– Да, но Ирун (мы это прочли в газетах еще в Париже) – на Севере – уже окружен. А это значит, Астурия, весь республиканский Север, отрезаны от Франции, дружественной народной Франции. И это ухудшает положение.