Прошел уже месяц с того момента, как Юна вдрызг разругалась с Максом прямо накануне их свадьбы. И началось-то всё из-за невинных слов о том, что он не хочет пышное торжество.— Дорогая, я тут подумал, может быть, мы не будем устраивать слишком торжественную свадьбу, а просто тихо-мирно по-семейному отме...— В смысле ты не хочешь???!!!Макс пробормотал что-то невразумительное и даже немного успокаивающее, но Юну уже несло по волнам зарождающегося моря истерики.— А как же лиловые платья подружек невесты? Как же белоснежный шатер на берегу моря, да черт с ним, хоть реки? Как же стопятьсот гостей и платье мечты?Максим хмыкнул и это вот его хмыканье еще больше распалило жар её возмущения. Надо сказать вполне оправданного возмущения. Ну с точки зрения любой нормальной девушки.Или кто-то не согласен?Или кто-то тут не девушка?!— Какое плать...— В смысле какое? Ну то, со шлейфом, с открытыми плечами. Ну ты что, не помнишь, что ли?— Ну купи... — удалось-таки ему вставить слово в поток её монолога, но он, наверняка, тут же пожалел об этом.— Да на фиг мне оно без свадьбы?! Себе купи его и на работу носи!— Я...— Жлоб. Ты это хотел сказать?— Да и так нор...— Как это и так нормально? А люди что скажут, ты подумал вообще?— Да не скаж...— В смысле не скажут? Не скажут, так подумают!— Родители приедут, посиди...— В смысле с родителями посидим? Да ты вообще офигел? Вот уж не думала, что ты у меня такой жлоб и скряга!— Я не...— Ну-ну...И вообще тебя вчера с какой-то бабой видели, уж не поэтому ли мы переносим дату свадьбы уже в третий раз?— С ума сош...— Ах нет?— Дела про...— Просто дела? Ну и катись к этой своей овце пуховой! Видела я эту кошку драную, моль бледную, треску недобитую, выдру облезлую!— Пре...— Сам прекрати! Во-о-от, ты ее уже защищаешь... Все! Пошел ты, Добровольский куда подальше, видеть тебя не хочу. И вообще — свадьбы не будет!— Поче...— В смысле почему? Потому что мы расстаемся! Не звони и не пиши мне больше, нам нужно расстаться, чтобы переосмыслить все, что произошло...— Хорошо.???!— В смысле хорошо?— В прямом. Хорошо. Я согласен. Нам надо расстаться, чтобы переосмыслить все, что произо...— Ах так? Ты согласен? Ну и козел ты, Добровольский! Ну и катись к чертям!Трубку Юнона бросила прямо-таки в бешенстве и еще какое-то время основательно так злилась на своего несостоявшегося жениха. Через десять минут она правда начала волноваться, почему он так долго не перезванивает, примерно через двадцать била себя по рукам, которые так и тянулись набрать его номер, а через полчаса уже ревела от обиды на Макса, не желая принимать очевидное — Добровольский её больше не любит.Какая же она дура, ну зачем, зачем она вообще заговорила о той крашеной стерве, зачем заявила о расставании? Нет, ну кто ж знал, что он серьезно согласится расстаться, а?Её хватило еще примерно на час, но и тогда она не позвонила бывшему (бывшему?) и только ходила из угла в угол и тихо скулила. Она же так просто, просто так позвонила, а он, а она...ой мама, ой-ой...что же это она натворила?Вовремя вспомнив о мамуле, схватила телефон, набрала ее номер и в отчаянии возопила:— Мама! Мааам... все, мам. Не будет свадьбы!— Поче...— В смысле почему? Добровольский меня броо-осил!
ЮНОНА — Мам, ну ма-а-ам, ну в кого я у тебя такая глупа-а-ая?— В папу.— Эй! Я вообще-то здесь.— Прости, милый, не заметила. — Мама украдкой улыбнулась и склонившись, шепнула Юне на ухо, — В папу.Юна покачала головой и подмигнула отцу. Папа давно привык к маминым закидонам и всегда позволял жене чувствовать себя главной в семье. Правда до поры до времени. Мама давно научилась чувствовать ту грань, что отделяла ее от ссоры с отцом и его строгого голоса, но, если даже не успевала сообразить, то умела быстро ретироваться куда-нибудь подальше, пока он не остынет.Эта мамина привычка командовать передалась и Юне и теперь она от нее ужасно страдала. И кстати это папина заслуга в таком дурацком имени для дочери — Юнона. Имя из небезызвестного спектакля, поклонником которого он являлся уже многие годы.— Ну хоть не мальчиком родилась, — качала головой мама, — А то бы ходить тебе Авосем.А ведь все было так хорошо.С Максом Добровольским они познакомились почти год назад на вечернике лучших друзей. Шла середина января, все только-только отгуляли новогодние праздники и уже отдыхали от пития праведного и не очень, но только не они. Подруга Юноны Ольга одиннадцатого января отмечала день рождения. И вот кто-то из ее гостей и пригласил Добровольского. За компанию.Тот как-то сразу влился в общую компанию, вел себя раскованно и сразу приковал внимание всех свободных девчонок. Сам же он весь день и вечер не сводил взгляда от Юны. А уже утром они проснулись в одной постели и с тех пор ни разу толком и не расставались.Четыре месяца назад она в компании вислоухого серого шотландца переехала к Максу домой на ПМЖ, и уже успела сменить обои в их общей спальне, даже несмотря на крики Добровольского. Шторки в ванной она тоже поменяла, и даже с ее котом Шантиком он почти смирился. А тут какая-то свадьба. В смысле не какая-то, а очень даже и важная, а он так некрасиво себя повел.— Эх, Юнона, придется так и сидеть тебе в девках до седьмого пришествия, — вздохнула мама, украдкой вытирая набежавшие вдруг слезы кончиком фартука. Фартук был весь в муке, ведь они с Юной второй час лепили пельмени и теперь мама вся оказалась в белой пудре.— Почему до седьмого-то? — удивлённо спросила Юнона.— Господи! — воскликнула мама, — Да какая разница?! Ты главное упускаешь! Все давно замужем, а ты пельмени тут лепишь! Эх!Юна понуро опустила голову. И то правда. Вон у всех маминых подруг дочки уже по второму кругу замуж выходят, а она что? Перестарок, перезрелок! Теперь только и разговоров везде будет, мол, Юнона Синицына никому не нужна. Вон, её даже жених накануне свадьбы бросил, такая никчемная эта старая дева. Только имя хорошее позорит.Только как мама не поймёт? Не в свадьбе дело, и даже не в кольце на пальце. Хотя и в нем тоже.— Я ж беременна, мам.— Господи! И от кого?Наталья Степановна присела на стул и схватилась за сердце.Юна надула чуть припухшие губы и немножко возмутилась:— Тьфу! В смысле от кого? От Добровольского вообще-то...— Ты сейчас понимаешь, что такое ты говоришь?— Еще бы... я беременна и одинока словно березка в поле. Такие дела, мам.— Милый, ты слышал? — Наталья Степановна медленно повернулась в сторону Степана Петровича и застыла в немом изумлении.Папа точил большой разделочный нож и тихо напевал себе под нос.— С ума сошла? — Юнона потащила мать в комнату и взмолилась, — Только бабушке не говори — она не переживет.— Это точно...Наталья Степановна в полной растерянности и раздрае опустилась на кровать и, обхватив лицо руками, покачала головой.— Это ж надо такому случиться... моя дочка и мать-одиночка. Ой-ой-ой, и о чем ты только думала...— Ма-а-а-ам... - начала было Юна, но мать вдруг всплеснула руками, совершенно по-бабьи так, и грозно глянула на дочь.— Ты же не собираешься того?.. — она многозначительно указала на живот и Юна закатила глаза.— Мам!— Не мамкай! Только попробуй мне избавиться...— Я и не собиралась, — надула губы дочь и сложив руки на груди, запыхтела словно чайник.— Вот то то же! Ничего, тебя вырастили и её вырастим.— Его! — поправила Юнона.— Да хоть их. А Максима мы тебе вернем.— Правда?— Ну... даже если нет, не велика потеря. Что это за мужик такой, что бросает беременную подругу накануне свадьбы?— Ну...— Что ну? Юнона Степановна, не темни!— Я даже не знаю, как сказать... — залепетала Юна, но быстро сдалась под материнским напором, — Он не в курсе. Как бы. Вот.И предательски улыбнулась одним краешком губ. Скукожилась вся и будто бы даже меньше ростом стала под материнским взглядом.Наталья Степановна набрала полную грудь воздуха, хрустнула шейными позвонками и размяла кисти рук.«Ну все, сейчас бить будет», — в панике подумала Юнона, глазами пытаясь найти место, куда бы можно было спрятаться. Как назло, в родительской спальне таких мест отродясь не водилось.— Видит Вселенная, если б ты не была в положении, я бы тебя отшлёпала, словно дрянную девчонку. Но раз пошла такая пьянка, то...Тут она выглянула из спальни и крикнула:— Отец, неси бокалы, у нас скоро родится внучка!Топот отцовских ног возвестил о скором приближении хозяина семейства и уже спустя секунду отец ворвался в комнату.— Это у вас внучка родится. А у меня будет внук.— Еще чего! Девочка будет и точка!— Ну вот у тебя и будет девочка. А мне доча пацана родит, чтобы было значит с кем на рыбалку ходить. Да, Юнона?Юна закатила глаза и ждала, когда родители успокоятся. По опыту она знала, что споры продлятся минут пятнадцать. Потом мама расплачется и папа будет ее утешать, а потом...А что потом она так и не успела додумать, потому что в коридоре раздался звук открываемой двери и жалобное мяуканье кота.— Тсс... — прошептал папа и даже ростом будто бы меньше стал, — кажется Клавдия Семеновна пришла.Клавдию Семенову, маму Натальи Степановны в доме Синицыных боялись и уважали. Статная и абсолютно седая дама неопределённого возраста, настолько неопределенного, что даже родная дочь не знала сколько ей лет. Клавдии всегда было что-то около сорока пяти, плюс-минус, и плевать ей было, что дочери уже год как перевалило за сорок шесть...Бабуля всегда приходила невовремя, хотя она так конечно же не считала, и чаще всего доводила всю семью до белого каления. Ну а потом обычно с чувством выполненного долга, довольная жизнью и собой, в частности, она гордо уходила домой.— Ну что, голуби, кто что натворил? Признавайтесь, пока я вам допрос с пристрастием не учинила!Откуда-то Клавдия всегда была в курсе семейных проблем и тут же появляясь как черт из табакерки, чтобы их усугубить.— Бабулечка, не волнуйся, все в порядке, — тут же подорвалась Юна, чем только больше укрепила Клавдию в подозрениях.— А, все ясно. Случилось что-то экстраординарное. Степан, принеси даме виски, я должна крепко подумать. Все равно вы так просто не сдадитесь.— Мама! Тебе врач запретил пить по утрам. Ну в самом деле...— Учить свою дочь будешь. Степан, виски!— Наташа?— Степан, не надо...— Неси!— Да хватит вам! — вдруг закричала Юна и неожиданно для всех расплакалась.Клавдия недоуменно покосилась на дочь, потом на зятя и наконец на внучку.— Это же не то, о чем я думаю?! — грозно начала она, но Наталья лишь отмахнулась и вдохнула.— И кто этот подонок? Кто моего ребеночка обидел?Наталья вновь вздохнула, а Степан сжал кулаки.— Да вы что... так они ж того, женихались вроде. Неужто сбёг ейный хахаль? Как там его...— Максим, мама.— Да хоть хрен моржовый. Куда говорю убёг? Почему не догнали?— Так она сама вроде как...— Да ладно... внуча, я конечно все понимаю, но растить дитя в одиночку то еще удовольствие. Вот я твою маму замучилась одна тащить...— Ну и бросила бы! — с обидой воскликнула Наталья.— А вот надо было. Ишь ты какую стерву вырастила, еще обижается.— Прекратите! — подал голос Степан Петрович, — Нашли время собачиться.— Это мы-то собачимся? Наталья! Угомони своего питекантропа, пока я его не отходила своим протезом!— Ма, ну в самом деле, не до того сейчас. Бросил ее Добровольский. Что делать-то теперь? А?Бабушка пожала плечами и спокойно ответила:— Что делать, что делать… Да сжечь к чертям собачьим!— К-к-о-го сжечь?..— Кого-кого, хату. Но вначале обнести. А потом сжечь. Обнести и сжечь, по-моему, прекрасно! Ну, как вам план?
