Потолок повис над креслами, сбитыми вместе стульями, лавками. Две только плоскости, парящие, не окруженные стенами. Со сторон пеленает белая затвороженной млечностью. Сгустки снежинок её залетают на старого паркета края. По нему, как по натянутой нити, расставлены ноги по соответствующим номеркам билетов. Собрались. Сидят. Ждут ответов. Перед закрытым занавесом на полукруге манежа в цилиндре мужчина, шевеля усами, читает стихи, микрофонную стойку, как больно стройную женщину хватает кистьми. Следом зычно кричал. И зычно перечислял имена тех, кто выплыл к берегам из белого мрамора, и тех, кто утонул в шуршащей зелени. И снова кричит, и им посвящает стихи. Красный взбирается занавес вверх под неумолкающий говор. За ним – стол окруженный мужчинами под нависшим роялем. На нём – кружки и в центре фарфоровый чайник, руки тянут чёрствые со сгущенкой пряники из старой салатницы. Сидят. Ждут. Пьют чай. Оратор сходит на бас, и голос его меняется, интонация входит в волну вечно ломающейся шоколадной плитки. И вот он на большом планшете перелистывает диаграммы и графики, и зычно кричит про формулы достатка и успеха.
