…Трое возникают наверху Мерцающей башни. Трое медленно скользят вниз по крутым её ступеням. Трое охвачены радостным волнением в ожидании чуда, которое они создали для себя сами. Трое спускаются вниз, чтоб забыть, кто они на самом деле, и вновь найти дорогу Домой.
Достигнув Священных Врат, трое шагают сквозь Пелену Туманности. Они могут ещё некоторое время видеть огни Мерцающей башни, которые погаснут, как только каждый сделает свой первый шаг навстречу Солнцу.
Они, эти трое, идут, чтобы рассказать всем о чуде. Они, эти трое, – сами чудо, ибо они – Светоносцы. Они рождены Солнцем Солнц. Они созидают миры, в которых правит ЛЮБОВЬ. Они среди нас. Они не помнят, что они – это ОНИ, но СВЕТ, что в них, знает об этом. СВЕТ притягивает СВЕТ. Так ты узнаешь, кто ты есть на самом деле…
Дочитав страницу, исписанную бисерным почерком, до слов «на самом деле», Ник весь внутренне замер, будто прислушиваясь к своим ощущениям. Сердце его билось часто-часто в радостном томительном волнении, ладони покалывало словно маленькими иголочками. И в этот миг, который он запомнит на всю жизнь, в сердце мальчика родилась мечта, потрясающая, величественная, захватывающая дух. Это была мечта о Мерцающей башне, которую он непременно должен найти и понять, ТОТ ли он на самом деле. И если он ТОТ САМЫЙ, то найдёт своих близких, найдёт свой родной дом, о котором тосковал все двенадцать лет своей жизни. Волны радости омывали измученную одиночеством душу Ника. Он упивался нахлынувшим счастьем появившейся надежды и, закрывая глаза, с трепетом прикасался губами к пожелтевшей страничке, вложенной в старую Псалтирь.
Нику не терпелось прочесть дальше, как вдруг за дверью кельи послышались чьи-то быстрые шаги. Кто-то шёл сюда уверенной и властной поступью хозяина. Ник узнал идущего. Вмиг сердце мальчика превратилось в трепещущий комочек горя: он должен немедленно расстаться с заветным посланием, так невероятно перевернувшим, казалось, самые основы его существа. Неожиданно для себя самого Ник выхватил из Псалтири жёлтый листочек с бисерной вязью и, не сворачивая, сунул его за пазуху.
Только мальчик поставил Псалтирь на место, на полку у окна, где ей и следовало быть среди других священных книг, как дверь в келью со скрипом отворилась, и в проёме возник брат-соглядатай Анил. Он явился исполнить надлежащую ему обязанность: проверить так надолго затянувшуюся уборку в келье игумена Плеона, высшего иерарха монастыря Святых Николая и Григория Чудотворцев. Брат Анил застал Ника усердно вытирающим пыль на полке с книгами, где стояла заветная Псалтирь с уже исчезнувшей страничкой. Ведро с водой по-прежнему было полным, а половая тряпка – сухой, так что отведённые полчаса на уборку кельи игумена Плеона не были использованы должным образом. Отроку грозило суровое наказание. Мысль о наказании, обычно вселявшая нестерпимый страх в душу Ника, на сей раз затмилась уже настолько иной мыслью, что не возымела теперь должного эффекта: мальчик с первого раза не разобрал слова брата-соглядатая, взывавшие к чувству стыда.
– Брат Николай, ты посмел нарушить установленный в монастыре порядок уборки келий и не справился с работой к положенному часу, когда владыка Плеон изволит пройти к себе для отдохновения! Ты явно ленился и не выполнил работы, порученной тебе полчаса назад. Следуй за мной к игумену и выслушай его приговор! – последние слова были сказаны братом Анилом с некоторой ехидцей и в то же время с явно показной помпезностью, продиктованной гордостью за столь ревностное выполнение вменённых ему обязанностей.
Брат Анил так был доволен собой в этот момент развенчания пороков юного послушника, сотворившего в очередной раз неслыханную дерзость, что забыл удивиться полному отсутствию признаков смятения у отрока. В подобных случаях тот выказывал их слезами и умолял не отводить его к игумену Плеону, который навевал на всех монастырских почтенный ужас.
Теперь же Ник словно не понял, о чем идёт речь. Для него не существовало уже ничего важнее Мерцающей башни, на пороге которой он мог разгадать тайну своей жизни. Мальчик смотрел отрешённо на брата-соглядатая своими большими карими, как у оленёнка, глазами, растянув в улыбке на удивленье красиво очерченный рот, который чуть приоткрылся и выставлял на свет божий неестественной белизны ровнёхонькие зубки. Румянец заливал смуглые щёки Ника. Он взмок от переполнявшего душу никогда не испытанного ранее безумного восторга, так что тёмно-каштановые чуть волнистые его волосы слиплись от пота и небрежно падали на высокий лоб красивой курчавой прядью. Ник стоял как вкопанный, когда брат Анил велел следовать за ним. Чувствуя, что мальчик не исполнил приказания, окликнул отрока резкой фразой:
– Следуй же!
Ник вздрогнул будто ужаленный и медленно поплёлся вслед за братом-соглядатаем.
Тёмные своды бесконечных монастырских коридоров с чадящими по стенам редкими факелами отражали гулкие шаги идущих, напоминая им, что и старые серые каменные стены суть живые свидетели происходящего, а потому они не могут молчать, посылая свой отклик вдогонку людям, потревожившим их мрачный сон. Переход в Соборную залу, где обычно игумен Николо-Григориевского монастыря Плеон беседовал с братьями, сегодня показался Нику одним мгновением (которое незаметно ускользнуло из жизни), наполненным странной сладостной негой мечты.
