Поэты людям не пишут
Я знаю, поэты людям не пишут,
потому что поэты выше,
выше людей!
Но иногда без страстей
живут и поэты,
умирая за это.
Если ты меня никогда не увидишь
и ртом не надышишь
моё возрождение,
знай, что каждое воскресенье
я сама воскресаю,
к тебе прилетаю
и спрашиваю: «Как дышишь?»
Меня ты не слышишь,
занят чем-то серьёзным,
а я о звёздах
хотела поговорить.
Ну ладно, не буду тебя будить.
Душа поэта
Ничего не понимая,
ветер носится за мной!
Эх, была бы я живая,
то попёрлась б за тобой
и сказала: «Бесконечность —
это лишь твоя душа!»
Ты ответишь: «Как же вечность?»
Запиши мои слова
под диктовку, нашепчу я
буйных тысячу стихов!
Счастье – это делать что-то.
Я мертва, но ты готов
на планетище весёлой
воевать и танцевать.
Милый мой сегодня болен?
Ну лежи, нельзя вставать.
Поцелую, улечу я,
а мой муж допишет стих,
он живой, его волнует
на земле ваш каждый чих.
Встанет он и повоюет,
а в бою слова, слова!
Щёки приставы надуют.
Всё прощай! И я ушла:
полетела снова, снова
собирать небесну пыль…
Моё имя было Слово,
нынче же – бумажный Вихрь.
А на свете горе, беды,
развесёлые стихи,
и любимые мужчины
как-то глупо полегли.
Лучше б ты не читала
Не читала б я книжек,
не стала бы я поэтом:
не ходила б тогда за летом,
а ходила лишь за зимою
и во все двери стучалась:
кто-нибудь да откроет.
Откроет и в дом запустит,
накормит и больше не пустит
во все двери стучаться,
а позовёт венчаться.
Счастливое было б время,
если бы ты не читала,
а детей нарожала
и считала у мужа зарплату,
ставила на его пиджаке заплату,
да говорила подружкам:
– У меня есть пивная кружка
прямо из Чехии!
Вот так веха за вехою
и катилась б моя история,
если б я не читала Толстого,
Чехова и Ахматову.
А теперь вся душа в заплатах
и больное, разбитое сердце.
Выросли дети без детства,
без детства пошли в институт.
Они там, а я тут.
Мои дети книг не читают,
потому что кое-что знают:
нет поэтам на земле места,
поэт – ни жена, ни невеста,
поэт – вечное одиночество.
Так зачем себе портить отрочество?
Войны сей, войны все и поэты
Войны катились войнами,
а мы учили добру.
Войны. Поэты не воины,
поэтов поберегут.
Сила мужицкая, сила!
К поэтам она не шла.
Бабья краса. Это было?
Поэтесса, как тень из сна.
Войны, войны и войны!
Поэты же учат добру.
Я родилась поэтом.
Вот, сижу, себя берегу.
А вокруг бесконечное горе.
Я ж упорно пишу про добро.
На воле, в тюрьме и в поле
я твержу: «Мне не всё равно!»
Лист бумажный исписан.
Вдовы слёзы устали стирать.
Я стихи несу тем, кто выжил:
«Возьмите исчёрканную тетрадь.»
Листочки сложат живые,
мёртвых схоронят опять,
прочтут стихи над могилой,
стихи тех, кто устал их слагать
в тиши чужих чемоданов,
в гуле лихих поездов.
Память. Вечная память.
И море, море цветов
несут почему-то поэтам —
не героям всех этих войн.
Я устала писать в это лето.
Поговорим потом.
Видимо, фантастам так лучше
Думал ли ты об этом,
каким вдохновенным бредом
врывается в мозг тоска!
Одиночество. И глаза
не пропускают мимо
всё, что в них заходило.
Книжные переплёты,
ядерные бои, пехоту
прохожих спешащих,
котов на диванах лежащих,
сов Гарри Поттера,
орков, троллей и хоббитов.
Ах, гениального мальчика
поманит редактор пальчиком:
«Пиши свой роман,
я его подороже продам!»
Ты к этому привыкаешь,
к спешке, к деньгам. А знаешь,
мы с тобой очень похожи.
Я поэтесса, ты тоже
болен безумной идеей:
– Я ничего не успею,
старость уже стучится,
роман ещё не случился,
она голой по кухне не ходит.
«Он блинов моих больше не просит.»
Мы выбрали жизнь свою сами:
короткими волосами
думать о длинном пути
в одиночестве. Не подходи!
Ах, зачем поэтам лето
Потекло по жилам лето
это, это, это, это, это…
Петербург недолго плакал:
всё заплакал, плакал, плакал.
А я ёкала по ёлкам
и иголкам колким, колким
сахалинским, непутёвым
сплошь корявым, нездоровым.
Вот и всё, я тут иль тута,
а просту-просту-простуда
навалилась Петроградом,
Ленинградом, самокатом
покатилось по дорогам.
Ветер воет. Как убого
прислонился август к ветке.
– Детка, детка, детка, детка,
это город одинокий.
Он сгребёт свои «сугробы»,
и завалит твои песни
сумасбродны, интересны.
– Ах, зачем поэтам лето
это, это, это, это?
И зачем поэтам город,
тот который спорит, спорит?
– Спи спокойно, детка, детка.
Город – призрак, город – клетка
распахнет свои ворота:
«Здравствуй, Инна! Кто ты, кто ты?»
Я и мои читатели
Если б читателей я выбирала,
я б, наверное, горя не знала,
не знала горя людского,
я б сказала: читай меня, море!
И горы меня читайте,
хвалебные песни слагайте
и обо мне не думайте плохо!
Ведь стихи собирала по крохам:
с подберёзовиками, с морошкой,
клала в большое лукошко
да к себе домой уносила,
а дома за стол садилась
и писала, писала, писала.
Но очень уставшая мама:
– Чего тебе было мало,
зачем ты к людям полезла,
скажи-ка, доню? Ну честно!
«Не знаю, – отвечу маме. —
Читателей не выбирают.
Вот если б я их выбирала,
я б никогда не писала,
а собирала морошку,
окучивала картошку.»
В ответ улыбнулась мама:
– О дочке такой лишь мечтала!
Если нам рты завяжут
Мы стихи писать не перестанем,
пока есть мел и забор.
Перед нами хоть дверь закройте!
Но есть столб, есть листок.
Конечно, сегодня не модно
на заборах писать стихи,
но если нам рты завяжут,
то мы это возродим.
Листовка – это так просто,
это бумага и стих.