В класс вошли двое: классный руководитель 9-Б Василиса Геннадьевна и девочка такой необыкновенной внешности, что Стас, оторвавшись на секунду от сочинения, зажмурил глаза, словно его ослепила вспышка профессиональной фотокамеры.
Юноша впервые услышал свое сердце. Сбившись с обычного ритма, оно сотрясало грудную клетку редкими глухими ударами.
– Ни фига се! – придушенным голосом изрек Фунтиков.
Кто-то слегка свистнул, а друг Стаса и он же сосед по парте Денис Зорин восхищенно цокнул языком и локтем толкнул Стаса:
– Ништяк, принцесса!
Стас судорожно сглотнул и уставился на «принцессу», хотя глаза после «вспышки» резало будто стеклом.
Василиса Геннадьевна улыбнулась Гузель Рашидовне, учительнице словесности, вопросительно округлившей глаза, и объявила:
– Знакомьтесь, ребята! Вероника Синцова, наша новенькая. Она перевелась из другой школы и, надеюсь, успешно продолжит учебу в вашем коллективе. Прошу отнестись с пониманием, а то знаю вас – начнете проверять на… Кхм! Короче говоря, поделикатнее прошу, поласковее. Ну, я пошла, Гузель Рашидовна. Отдаю Веронику в ваши надежные руки. Уверена, ей понравится у нас.
Она кивнула своей коллеге, незаметно показала кулак Фунтикову и удалилась, звонко постукивая высокими каблуками.
– А чо, мы приласкаем. Это мы можем. Правда, Жандарм? – ухмыльнулся Фунтиков, обращаясь к своему дружку Жандареву.
Тот издал короткий смешок, похожий на ржание необъезженного коня.
Класс зашумел, довольный нештатной ситуацией. Всем захотелось высказаться по поводу неожиданного события, да и просто без всякого повода побалдеть, растратить избыток накопившейся энергии.
– Вероника, садитесь за вторую парту, с Аней Маширенко. Аня, вы не возражаете? – мягко произнесла Гузель Рашидовна.
Аня меланхолично пожала плечиком и сделала приглашающий жест ладонью, мол, пусть садится, ей все равно. Новенькая робко уселась за парту, начала возиться с сумкой, извлекая из нее письменные принадлежности.
– Ребята! – Гузель Рашидовна строго постучала указкой по столу.
Ее нежный грудной голос утонул в пучине молодых ломающихся теноров и баритонов. Фунтиков в порыве сразить новенькую остроумием старался изо всех сил.
– Жандарм, – хихикал Фунтиков, растягивая в улыбочке большой рот, – возьми Синцову на поруки! Кстати, они у тебя чистые?
Жандарев, растопырив пальцы рук, тупо уставился на них, а Фунтиков, хохоча над собственной шуткой, добавил:
– А удержишь? Если чо, я помогу.
– Посмотри на них, – фыркнула Лиза Пронина, повернув белокурую головку к своей подруге, Инне Величко, – как с ума все посходили. Фунтик аж упарился, бедный. Весь на остроты изошел, придурок.
– А Жандарев, как всегда, ведется на его тупые шуточки, – поддакнула Инна, презрительно скривив рот.
– Ребята! Успокойтесь! Продолжаем писать сочинение! – сделала вторую попытку утихомирить класс Гузель Рашидовна, но ее никто не слушал.
– Э! Народ! Кончай базар! – раздался зычный бас с последней парты.
Шум постепенно утихал. Фунтиков сменил выражение лица, превратившись из рыжего клоуна в печального Пьеро, взял ручку, уткнулся в тетрадь.
– Фунт, тебе же сказано: поделикатнее. Не понял? – невозмутимо продолжил тот же голос.
– Понял, – буркнул Фунтиков, еще ниже склоняясь над тетрадью.
Жандарев бросил быстрый взгляд на печального Фунтикова и тоже запыхтел над неподдающимся сочинением.
Зычный бас принадлежал Венедикту Бабенко, в обиходе Дику, красивому парню с волевым подбородком и серыми глазами-бритвами.
Авторитет Дика среди одноклассников держался в основном на страхе, все знали его жесткий, мстительный характер и непомерную гордыню и старались не вставать на его пути. Единственный, кто не желал с подобострастием заглядывать ему в рот, был Стас Борзунов, появившийся в этом классе два года назад. Стас не принял местный «этикет» из неписанных законов, отчего не раз случались стычки с Диком и его верным вассалом Егором Лечиным. Но до настоящей драки еще не доходило.
В полной тишине Гузель Рашидовна приблизилась к новенькой и вполголоса объяснила задание. Вероника кивнула головой, а когда учительница отошла от нее, принялась что-то быстро строчить в тетради.
Стас исподтишка наблюдал за ней, не переставая удивляться хрупкой, какой-то неземной красоте. Длинные волнистые волосы с золотым отливом она скрепила на затылке голубой заколкой в виде бантика, отчего походила на сказочную Мальвину. Белый свитерок обтягивал стройную спину и узкую талию. Взгляд Стаса робко задержался на отчетливо выступающей груди, скользнул выше, на нежную шею в кольцах пушистых завитков, остановился на розовых, вытянутых, словно для поцелуя, губах. Эта ее милая привычка – слегка вытягивать губы во время глубоких раздумий – станет для Стаса и сладкой истомой в ночных мечтах, и невыносимой мукой на уроках. Но это будет впереди. А пока он лишь изучал это чудесное создание, ощущая в сердце непонятную тяжесть.
– Ты чего? – шепнул Денис, которого в классе все звали Дэн. – Написал, что ли?
– А?
– Два! Я спрашиваю, написал?
– Не-а. Сколько до конца?
– Десять минут.
– Успею.
Стас с трудом включился в творческий процесс, но уже через минуту его рука не успевала за мыслями, бегущими непрерывным потоком. Сочинять он любил, даже тайком «баловался» стихами, а литературу знал не из учебника. Причины этому явлению не надо искать слишком глубоко – родители Стаса всегда были отъявленными книгочеями, к числу которых невольно приобщили и своего сына.
