Еще совсем недавно богатое и красивое село Михайловка ныне выглядело плачевно – одни избы полуразрушены, другие заколочены, а на месте трех крайних еще не перестало дымиться пепелище. И немудрено: шла гражданская война. Нет хуже войны, чем гражданская – ибо на ней свои воюют со своими, сходятся в поединке вчерашние соседи, недавние друзья, а порой и брат на брата руку поднимает. И кто кому враг – не всегда понятно.
Хотя четверым крепким парням, хозяйничавшим поздним вечером в доме богатой вдовы Степаниды Михеевой, похоже, как раз все было понятно. А чего понимать-то? Раз богата, значит, классовый враг, а коли так, то и церемониться нечего. Пусть поделится с беднотой во благо великой революции! И не грабеж это вовсе, они ж не бандиты какие, а экс-про-при-ация, или же, по-простому, «экс», это им очень доходчиво Иван Трофимович объяснил, а он ведь в городе учился и на царской каторге за рабоче-крестьянское дело два года отсидел.
По всему дому валялись разбросанные вещи, хрустело под ногами битое стекло, летали перья из разорванной подушки. Парни деловито шарили по полкам, рылись в сундуках, и все, что им казалось хоть немного ценным, выносили на улицу и грузили на подводу. Сама хозяйка, худощавая, еще не старая женщина, забилась в угол и гневно поглядывала на непрошеных гостей, не в силах ничем им противостоять.
– Ну, что зыркаешь, нечего тут… – бросил в ее сторону крупный рыжеволосый парень, таща к выходу мешок. – Вишь, разжирела на народном добре!
– Вот я на вас управу найду! – прошипела хозяйка.
– Ха, нет больше твоей управы! – захохотали сразу двое. – Наша власть теперь, бедняцкая!
– Да я вижу. Самим работать лень…
– Ты поговори у меня! – с грозным видом повернулся к ней рыжий, но его остановил самый старший из четверых.
– Постой, Кривотулин, не кипятись. А вы, гражданка Михеева, должны понять, что мы не для себя берем, а для молодой державы, в интересах революции…
Плечи женщины безвольно опустились, она тяжело села на лавку.
– Да забирайте все и проваливайте отсюда поскорее, чтоб я вас не видела!
Кривотулин резко обернулся:
– Гляди-ка, Иван Трофимович, что-то она слишком легко сдалась – забирайте, мол. Небось припрятала самое ценное, да и рада, что мы не нашли!
Иван Трофимович ничего не успел ответить, как все трое бросились в глубь дома. Оттуда послышался стук и грохот – судя по звукам, там двигали и роняли какую-то мебель. А спустя несколько минут раздался троекратный ликующий вопль, и парни один за другим вернулись обратно.
– Вот кулацкое отродье, в самом деле припрятала. Тайник за комодом оказался, а в нем – вот, смотри, Иван Трофимыч!
Первый из парней протянул открытую резную шкатулку, доверху наполненную золотыми царскими червонцами. Второй снял с плеча и бросил на стол рулон тонкой белой ткани. Иван Трофимович окинул взглядом находки и удовлетворенно сказал:
– Ладно, хлопцы. Уходим.
Женщина лишь печально опустила голову.
– А гляньте, что там еще было. – Рыжий Кривотулин вышел последним и вынул из-за пазухи отрез дорогого красного шелка.
– Нет! – завизжала вдруг хозяйка и вскочила на ноги. – Не дам! Это мое… дочки моей, Матреши, приданое!
Вне себя женщина бросилась к Кривотулину, но двое других ее ловко отпихнули, так что она еле удержалась на ногах.
– Матрешки-хаврошки, – передразнил один из парней. – Обойдется твоя Матрешка, тем более что ее уже полгода не видел никто. Наверное, и на свете уже нет, сейчас время такое…
– Отдай! – заплакала женщина.
– А вот не дам, нечего было прятать, – довольно ответил Кривотулин и вслед за другими вышел из разоренного дома. – Портяночки мне выйдут хорошие.
– Я тебе дам портяночки! – прикрикнул Иван Трофимович, поправляя мешки на подводе. – Мещанское у тебя мышление, Кривотулин, только о своих интересах и думаешь. Из этого куска шелка как раз получится красное знамя!
– И то дело, – одобрил Кривотулин. – Но портянки были бы лучше…
Степанида Михеева медленно подошла к двери, проводила взглядом уезжающую подводу и тихо-тихо сказала вслед:
– Саван тебе выйдет хороший! А не тебе, так твоим детям…
– Костя! Костя!
Костя Егоров подскочил к окну, отдернул гардину и увидел с высоты второго этажа своего лучшего друга и одноклассника Дениса Тютюнника.
– Ну, что там?
– Выходи, расскажу.
Костя не заставил себя долго уговаривать. Натянув бейсболку и зашнуровав кеды, он подхватил по дороге мяч и сбежал по лестнице.
– Есть две новости – хорошая и плохая, – загадочно начал Денис.
– Тогда давай по порядку.
Ребята сели на лавочку у подъезда Костиной двухэтажки, и Денис серьезно изрек:
– Итак, мы с тобой не едем ни в какую археологическую экспедицию. Ефимовых берут – за них их папа попросил, а нас – нет. Говорят, что им там некогда за детским садом смотреть.
– А Ефимовы для них – не детский сад? – усмехнулся Костя и потер подошвой нарисованное на асфальте разноцветными мелками сердечко. Но оно было густо закрашено и не стиралось. – А теперь давай плохую новость. Ефимовы мне, конечно, друзья, но все время быть бок о бок с Фишкой – задача не из легких. Надо и отдыхать иногда.
– Это и была плохая. Раз так, слушай очень плохую: я с понедельника уезжаю в лагерь. Тетя договорилась насчет двух путевок.
