Читать онлайн полностью бесплатно Елена Арсеньева - Дочь мертвеца

Дочь мертвеца

Кто угодно, даже малыш ясельного возраста, способен отличить живого человека от давно умершего. И любой знает – мертвым положено вести себя тихо и лежать неподвижно… Такие мысли проносились в голове Сереги Сапожникова, когда он вдруг обнаружил, что делит купе с мертвецом.

Книга издана в 2017 году.

© Арсеньева Е., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

«Куда ты глядишь? Кого ты там видишь?»

Н.В. Гоголь.
Вечера на хуторе близ Диканьки

Ближе к полуночи внезапно задул жестокий ветер, и старый лес, окружавший монастырь, заскрипел под его бурным натиском.

Клочья бледных ночных облаков неслись по мрачному небу, иногда закрывая луну.

Человек в длинном черном одеянии, который брел незримой тропой через лес, гнулся и стонал, словно тоже был старым деревом. Он что-то бормотал, но и сам не слышал своего голоса в шуме бури.

И вот наконец тропа привела его на голый, безлесный холм. Только одно дерево гнулось и трещало на вершине.

Ветер ударил в лицо с такой силой, что человек чуть не упал. Однако он заставил себя выпрямиться и раскинул руки.

Издали он напоминал черный обожженный крест. Такой крест мечтает иметь на своей могиле всякая нечистая тварь, ибо он не препятствует мертвому выйти из земли, чтобы насытиться живой кровью.

Издалека донеслись мерные удары монастырского колокола.

Колокол бил двенадцать раз.

Полночь!

Ветер неистовствовал, завывая громче и громче.

Человек поднял голову к луне, ночному солнцу колдунов, упырей и оборотней, и начал произносить проклятие. Ветер вырывал слова из его рта и разносил обрывки их по округе, словно гнилые листья:

– Аминь… бысти тебе… в керсту живьем ввержену… дондеже не грянет… тварь кобную в нощь купальскую осилит… до третьего коура на могиле высокой… развезнется удолие и разится бесследно… и не восстанет николиже…

Тот, кого он проклинал, слышал каждое слово, несмотря на то, что находился за версту от холма. И проклятие накрепко впечатывалось в его память.

Слезы катились по его измученному лицу, но не в силах он был их вытереть, потому что стоял прикованным к стене. Все, что он мог, это стенать, молиться – и ждать годы и века.

Ждать, пока не явится тот, кому предназначено разрушить проклятие, избавить его от вечных мучений… и погубить.

Уничтожить.

* * *

То, что этот дядька был мертвый, понял бы даже пацан ясельного возраста.

Нет, само собой, на мертвецов не натыкаешься в каждой песочнице или на игровой площадке! Но у всех дома есть телевизоры, по которым то и дело идут всякие нехорошие киношки про убийства, убийц и про их многочисленные несчастные жертвы, – ну и благодаря этому невольно пополняешь образование. А маленькие цифирки 12+ или 16+, которые теперь, надо или не надо, мелькают в углу экрана, могут удержать вдали от телевизора только грудничков, и то лишь потому, что те самостоятельно ничего включить не могут, разве что свою собственную кричалку. Взросление же прочего молодого поколения происходит под диктовку телеящика – так папа Сереги Сапожникова называет телевизор, – а потому все вполне подкованы в данном вопросе и живого от мертвого отличат с полпинка.

Так что если ты – без разницы, пацан ясельного возраста, 12 тебе плюс или уже 16! – вдруг обнаруживаешь в непосредственной близости от себя невесть откуда взявшегося незнакомца, испачканного сырой землей, с желто-зеленоватой физиономией, закатившимися незрячими глазами, с синими губами, с черной повязкой поперек лба (эта повязка, если кто не знает, называется «венчик», или «похоронная лента»), – ты, конечно, с первой минуты понимаешь, что перед тобой самый натуральный труп.

Мертвец, короче.

Но… но эта первая минута проходит, и ты смекаешь, что ошибся, потому что мертвец – ну, труп, без разницы! – должен где-нибудь лежать: в могиле, в гробу, просто в земле, на автостраде, где произошла авария, на каталке в морге… короче, он по определению обязан неподвижно лежать. А если этот желто-зеленоватый сидит, а не лежит и глаза у него вовсе не незрячие, а устремлены прямо в твои глаза, и сведенные судорогой пальцы тянутся к тебе, и он издает какие-то хлюпающие звуки типа такого трупного смеха, смертельно, прямо скажем, веселого! – в общем, если все это происходит, ты понимаешь, что перед тобой не обычный мертвец, а мертвец оживший. И если ты до сих пор еще не хлопнулся в обморок, как девчонка, ты орешь: «Нет! Этого не может быть!» – а потом все же хлопаешься в этот самый обморок – со слабой надеждой, что этого и впрямь не может быть, что все это глюк, а когда ты очнешься, желто-зеленого дяденьки с синими губами и похоронным венчиком в купе уже не будет.

Но знай, друг, надежда твоя – напрасная надежда! Это не глюк, это суровая реальность, и теперь неживой дяденька от тебя уже не отвяжется: ты влип в непонятную каку-бяку крепко, очень крепко, и неизвестно, вылезешь ли из нее когда-нибудь вообще!

* * *

Доктор Краев собирался уехать из своего дома навсегда и возлагал большие надежды на нынешнюю ночь. Для него очень многое должно было решиться.

Он станет богатым. Таким богатым, каким мечтал быть с тех пор, как узнал, за что на самом деле посадили в тюрьму его отца.

Он немного помечтал о том, как будет жить, когда это случится, но потом заставил себя заняться последними сборами.

Наконец он окинул прощальным взглядом комнату, куда больше не намеревался возвращаться.

Под столом валялся исписанный листок бумаги.

Человек поднял его и пробежал взглядом по строчкам:



Другие книги автора Елена Арсеньева
Ваши рекомендации