Вернувшись из сочинского имения редактора «Петербургской газеты», Ардашевы зажили привычной провинциальной жизнью. Днём Клим Пантелеевич участвовал в судебных заседаниях, а по вечерам возвращался к недоконченному роману или до позднего вечера засиживался в кабинете с томиком Чехова.
Вторник шестого августа был неприсутственным днём – Ставрополь отмечал Преображение Господне (Яблочный Спас), – и Ардашевы решили посетить новый кинематограф «Модерн», открытый братьями Меснянкиными в двухэтажном «Пассаже»[1]. Французское название было выбрано не случайно. Выстроенное совсем недавно здание соединяло Николаевский проспект и Казанскую площадь с шумным Нижним базаром. Коммерческие и зрительные залы находились в одном помещении. На втором этаже размещался театр на шестьсот мест и торговые отделы, на первом – кинематограф на двести зрителей и многочисленные купеческие магазины. Не обошлось и без модного внутреннего дворика со стеклянной галереей, где в деревянных кадках росли заморские диковинные пальмы, а в ажурных клетках кричали беспокойные попугаи ара, какаду и весело свиристели русские канарейки. В подвальном помещении раскинулся шикарный ресторан «Гном».
Уже на подходе к «Пассажу» зазывно кричали красные афиши рекламных тумб: «Спешите видеть! Видовая лента “Полёт дирижабля”. За ней – фильма “Ад”! Только здесь вы можете встретить трёхротого Люцифера и своих умерших знакомых. Более 150 действующих лиц! Движущаяся картина собрала более двух миллионов долларов в Северо-Американских Соединённых Штатах. Третья фильма – “Большое ограбление поезда”. Убийства, погони, перестрелки! Экспроприация на железной дороге! И всё за один сеанс!»
Пройдя в зал, Ардашевы заняли кресла в пятом ряду. Билет сюда стоил пятьдесят копеек. Если оставались свободные места, гимназистам и нижним чинам продавали места за половину стоимости.
Почти у самого экрана, под углом, стояло пианино. На венском стуле висел летний сюртук тапёра. Самого музыканта в зале ещё не было. На приставном столике виднелась бутылка сельтерской и чайный стакан.
Мимо Ардашевых текла людская река. Зал заполнялся, точно пчелиный улей перед дождём. Клим Пантелеевич раскланивался со знакомыми. А их было немало: председатель Губернского комитета по делам мелкого кредита Фрауф, заведующий ломбардом отставной губернский секретарь Сафронов, управляющий Ставропольским отделением Азовско-Донского коммерческого банка Старосветский с семьёй, помощник врачебного инспектора Мильвидский с супругой, судья первого участка города Бенедиктов, податной инспектор Васильев… Да разве всех перечислишь?
Наконец лампы Сименса и Гальске потухли.
Тапёр занял место у инструмента.
Робко застрекотал киноаппарат «Патэ», потекла лёгкая мелодия, и луч упал на экран. По белому полотну поплыл сигарообразный дирижабль. Казалось, что цеппелин сейчас изменит курс и повиснет над головами зрителей. Зал изумлённо притих. Короткая видовая лента пронеслась быстро, и свет вновь включили. Но уже через несколько минут вновь стало темно, музыкант заиграл ноктюрн из 37-го сочинения Фредерика Шопена соль минор. Началась основная фильма.
Итальянский режиссёр Джузеппе де Лигоро рисовал на белом полотне своё представление страшного потустороннего мира. И в тот момент, когда поэт Данте, пытаясь выбраться из тёмного леса, увидел спасительный свет, раздался дикий женский вопль. Кричала жена врачебного инспектора Мильвидского, сидящая неподалёку от Вероники Альбертовны Ардашевой. Подскочив с места и трясясь от страха, дама указывала на тапёра.
Голова музыканта запрокинулась, руки безжизненно повисли, а изо рта белыми хлопьями валила пена. И только пианино продолжало играть как ни в чём не бывало. Клавиши, точно ведомые невидимой рукой, сами исполняли окончание лирической пьесы польского композитора. По залу прокатился вздох изумления. Публика поднялась с мест.
Первым на помощь несчастному бросился врач Мильвидский. За ним, пробираясь по ряду, поспешил Ардашев.
Осмотрев тапёра, доктор принялся хлестать его по щекам, пытаясь привести в чувство.
– Он мёртв? – тихо спросил адвокат.
– Да, – грустно констатировал врач.
– А в чём причина смерти?
– Пока ничего не могу сказать. Возможно, паралич сердца или удар.
– Но разве при ударе бывает такая обильная пена?
– У кого как, – пожал плечами медик. – Всё зависит от возраста, образа жизни… Тут, знаете ли, заранее не предскажешь.
Дали свет, и сеанс прекратился. Из кинобудки вышел неприметный человек небольшого роста и остановил механическое пианино.
Тем временем толпа напирала. Людское любопытство победило страх, и вокруг трупа образовался полукруг зевак.
– Так ведь пианино, оказывается, не настоящее, а механическое! – возмутился кто-то.
– Вот-вот! А деньги-то дерут настоящие! – послышался недовольный возглас старушки.
– И тапёр, выходит, не тапёр, а чистый мошенник! – воскликнул какой-то господин в котелке.
– Сударь, побойтесь Бога! Разве можно плохо говорить о покойнике? – пристыдила незнакомца дама в шляпке.
– Господа! Прошу разойтись! – раздался властный голос директора синематографа. – Сейчас прибудет полиция.
