Есть вещи, которым ты можешь сопротивляться
А есть те, которым – нет,
Они просто заложены в крови…
69 Eyes, «Framed In Blood».
Малая родина, куда я стремилась попасть еще с первого дня переезда в Филу, встречала меня неприветливо – неожиданно обильным снегопадом в середине весны.
Продрогшая практически до обморока, злая и уставшая от длительного перелета и ожидания задержавшегося аж на целый час такси, я вовсю спешила к сестре.
Пока, спотыкаясь и матерясь, дотащила на пятый этаж чемодан, полный брендовых вещей, решила с психа, что столько подарков мне и не надо вовсе.
Всё равно не сношу эту одежду, и уж точно обратно не поволоку. Если уж вернусь когда-нибудь в Филу, то только налегке.
А вещи лучше раздарю подругам и сестре. Пусть сами выберут, что им подойдёт по размеру и фасону. Прям выкину всё из чемодана на диван, и пусть перебирают. Не нужно мне всего этого добра.
Меня это всё равно не радует. Не греет душу. Больше. Не в роскошных шмотках счастье, как оказалось. Далеко не в этом.
Сестра, старшая и единственная, ждала меня в своей квартире, расположенной в центре города. Мы заранее так условились, чтобы она не ехала в соседний город, чтобы меня забрать, а ждала дома.
Встретив у порога, сестра поцеловала меня, обняла. Но холодно. Так же холодно, как и на улице. Обняла – что ветром обдала.
– Ты оделась слишком легко для нашей погоды, сестриц. – заключила она, заметив, что я вся продрогла и теперь трясусь как цуцик.
– Да уж. Не ожидала, что в апреле снега столько насыплет.
– Ну а интернет тебе на что?
– Да забыла посмотреть прогноз перед отлетом. Из головы вылетело. Не до того было. – отмахнулась я.
– Да уж. С погодой какой-то кошмар творится. Как бы не заболеть тебе теперь. В летней курточке.
– Прям уж. Ничего со мной не будет. Сейчас чаю попью и согреюсь.
Поставив чемодан в гостиной, я пару минут подержала руки под струёй горячей воды, умылась и села за стол.
Сестра поставила передо мной вскипевший чайник и упаковку с зелёным пакетированным. Затем она достала из хлебницы, висящей над столом, картонную коробку и подала мне.
– На вот, к чаю. Родственница из Сибири прислала. – предложила сестра. – Хотела я маме половину отправить. Но не смогла оторваться. Уж очень вкусные эти штуки.
– Не знала, что у нас есть родня в Сибири. А это что? – неприятно удивилась я, заметив тетрадный листок, приклеенный к этикетке с и без того говорящим названием.
К сладкой посылке, родственница из Сибири приложила письмо. В котором чёрным по белому было ясно, что вся моя семья, и даже те её члены, которых я вообще ни разу не видела и не знала об их существовании в принципе, категорически против моих отношений с Дилияром.
«Если Негритята, то только такие.»
Говорилось в той записке. Помимо «передай привет маме и ждите нас в сезон арбузов…».
– Вы всем растрепали, что у меня парень чёрный? – оттолкнув от себя коробок, словно это было что-то живое и противное, строго спросила я сестру.
– Это всё мама, Алис. Я тут совершенно не причем. – сестра покривилась, машинально включив стандартный для нее режим "хата с краю". – Попробуй, очень вкусные штуковины.
– Ешь сама. Я воздержусь.
Вот ещё.
Нашла, что мне предлагать.
– Это правда вкусно. – уговаривала сестра, то ли на самом деле не понимая, что меня отталкивает от дегустации сладости, то ли нарочно издеваясь.
Я же стояла на своём, упорно и неумолимо.
– И пусть. Я на диете. И напиши маме, что я приехала.
– А сама не? Не хочешь ей писать? – заносчиво бросила сестра, окинув меня косым взглядом исподлобья.
– НЕ.
Я налила себе чаю без сахара и с кружкой в руке принципиально встала и подошла к окну.
Будто бы сестра не знает, почему я не могу позвонить маме. А может и правда не знает. Возможно, мама не всё ей рассказала.
Телефон, к слову, включать я так и не решалась. Вот как отключила его перед полётом, так он и лежал себе в рюкзаке.
Я ведь понимала, что за двадцать часов моего молчания, Дилияр уже и обзвонился и обыскался меня где только можно и нельзя. И наверняка он был у мамы, от которой узнал, где я, и потому зол до беспредела.
Надеюсь, Дилияру не придёт в голову полететь за мной сюда. Иначе мне уж точно несдобровать.
– Мама хочет, чтобы ты осталась тут. – напомнила сестра, как бы к слову о том, что и там меня видеть особо не желают.
– Да я в курсе. Но я не собираюсь идти на поводу её прихотей. – высказавшись на этот счёт, я сделала неаккуратный глоток, позабыв, что чай горячий.
– Чего так? Поняла, что там большие перспективы? А здесь дыра? Неужели до тебя это наконец дошло? – колко ухмыляясь, съязвила сестра в ответ на мою дерзость.
– И это тоже. Отчасти. Дело в другом.
– Уж не в том ли негре дело? – продолжала она раздражать меня своими вопросами.
Поморщившись, так как чай обжёг горло, я поставила кружку на подоконник, чтобы дать немного остыть, и повернулась к сестре.
– Нет. Совсем. Тем более, что мы с Дилияром поссорились.
– Это хорошо. Что поссорились. – кивнула она, не скрывая, что рада этому обстоятельству. – Тебе нужен совсем не такой америкос.
– Пожалуй, соглашусь с тобой. Но сестра. А если это и есть любовь? Настоящая, бескорыстная, вечная любовь, о которой поют и о которой пишут? – спросила я, по наивности предположив, что сестра, которая поторопилась выскочить замуж по слепой любви к козлу, поймет меня.
