© Людмила Рафаиловна Харсун, 2016
ISBN 978-5-4483-5706-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Igersch Burbach в 01:25
…ну не знаю я, что написать про Клеопатру…
Амандельгида Weltraum в 10:04
Ну все! Расстроилась!.. (((
…что Клео – полная дрянь???
Igersch Burbach в 23:20
…не дрянь, а то, что было у Моэма в «Театре», когда было видно, что актриса играет себя, свою ситуацию… помните?..
Амандельгида Weltraum в 10:03
Спасибо! Этого-то я опасалась, что Вы будете искать аналогий с той ситуацией, о которой я Вам рассказывала…
Меня там нет… Я – явление закадровое. И себя не играю, хотя в первоначальном варианте было желание…
Единственное – я использовала виртуальные диалоги…
НЕУЖЕЛИ ВЫ, С ВАШЕЙ ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТЬЮ, АССОЦИИРОВАЛИ МЕНЯ С ПЕРСОНАЖЕМ?…))))))
Igersch Burbach в 02:41
…не с персонажем, а с настроением…
Igersch Burbach в 02:45
…это потому, что я употребил выражение «играет свою СИТУАЦИЮ».. ну неправильно употребил, простите… конечно не об ассоциации с персонажем… не ситуацию, а ощущения, настроения… а они, как мне показалось, есть…
Амандельгида Weltraum в 08:43
В отношении настроения Вы, конечно, правы… Куда ж его денешь, настроение?..
Во всех персонажах ВСЕЙ мировой литературы ВСЕГДА присутствует автор, со своим настроением, мироoщущением, мыслями, зачастую, куцыми…))) Недаром сказано автором «Мадам Бовари – это я».. Очевидцы засвидетельствовали даже симптомы отравления у Гюстава Флобера в момент написания сцены смерти его героини… Хотя, думаю, это был просто хороший пиар-ход…))
Но Вы мне очень помогли. Я прочитала опус «Вашими» глазами…)))
Но Вас, кажется, разочаровала… Вы чего-то эпохального ожидали, а здесь игрища блондинок… (((
Трогательная сия история была наблюдаема с превеликим сочувствием к героине и подробно изложена госпожой Амандельгидой Хоффманн, в реальности носящей имя Людмила Харсун.
Все случайности повествования вымышлены, а вымысел – случаен. Образ героини собирателен, а эпизодические персонажи – фантазийны.
Орфографические и пунктационные ошибки г-жой Хоффманн исправлены, ошибки этические неисправимы и не исправлены.
Возможно, вселенской катастрофы в этом не было. Было просто неприятно, что он выскользнул из рук и теперь по всему рынку распространялся тяжелый запах контрафактного парфюма. Уж кто-кто, а она хорошо знала своеобразный оттенок, по которому могла узнать запах левых духов. Как она могла не удержать его – флакон с блестящей головкой? Скользкий, он словно увернулся от ее замерзших рук и, звякнув, разбился, тут же нагнав тоску. Впрочем, она знала, тоска – это неотъемлемая составляющая этой осени, осени такой же тоскливой, как и многие предыдущие.
Ах, если бы знать в какую историю она ввяжется, чтобы уйти от этой тоски и этого одиночества. Если бы сейчас ей рассказали, если бы предупредили, если бы предостерегли… Впрочем, нет! Она вряд ли стала бы слушать… Она поступила бы так, как поступила, и ни секунды бы не сомневалась, ни на минуту бы не остановилась…
К клетчатым сумкам, стоявшим под прилавком в ожидании конца дня, прилипли мокрые листья – яркое пятно на фоне тускло-серого. Откуда их принесло? Где росли те деревья, что по законам времени и погоды сбросили ярко-рыжую одежку? Или это были кусты? Да, лучше кусты…
Кусты ей нравились больше, чем деревья. Наверное, это – впечатления далекого детства, память о веселых днях и неделях, проведенных на хуторе у бабушки. Кусты ей нравились больше – они красивые… Ей были симпатичны резные листья боярышника, растущего под окном веселой мазанки – они с бабушкой белили ее каждую весну. А к концу лета на боярышнике вспыхивали крупные ягоды. Они загорались внезапно, словно сигнал из-за поворота. Все! Лето закончилась! И с этой внезапной вспышкой кровавых капель возникало тревожное чувство завершенности и легкое нетерпение перед тем, как…
Чувство предвкушения, кануна чего-то необычного, неожиданного волновало ее лет до пятнадцати. До тех пор, пока она не сумела научиться ничего не ожидать от школы. Только подруги! Только друзья, встреча с которыми оказывалась главной радостью и главным событием подкравшейся осени. Осенняя встреча с ними заслоняла легкое разочарование от быстротечности короткого деревенского лета с посиделками на завалинке, волнующими пересмешками, пробегавшими между ними – девчонками и мальчишками. Большинство из них приезжало сюда лишь на летние каникулы и с наступлением осени непременно покидало хуторок, его приветливое петушиное разноголосье, ароматные молочные струи в закатной пыли, прополку картошки до изнеможения, но главное – то вечернее возбуждение, возникавшее на лавочках и завалинках, шепоток, хихиканье, провокационные прикосновения.
А потом предательски быстро наступал сентябрь, отодвигая летнее волнение, и она возвращалась в свой провинциальный городок, так и не насладившись летом по-настоящему. И каждый из наступивших сентябрей оставлял у нее чувство голода и неудовлетворенности…
Возможно, она и любила бы свой тихий город, если бы не фантазии, гулявшие в ее бесшабашной голове.
