Хочу тебя уродливым,
Хочу тебя больным,
Хочу тебя всего,
Хочу твоей любви
И жажду твоей мести.
Ты и я могли бы написать
Роман о порочной страсти…
LadyGaga, «BadRomance».
Дилана жила со мной. Майкл Норват с успехом задавил гордыню непокорной Кисы. Задавил и тешился этим, осознавал собственную незаменимую важность. А кисонька Дилана всячески старалась отвлечь меня от тоски, пробуя для того все известные ей способы, мыслимые и немыслимые. Днями Дилана вела себя совершенно обычно, я бы сказал, примитивно-кротко, порой чересчур глупо: большую часть времени ходила по дому не поднимая головы, соглашалась со мной во всем, что бы ни ляпнул, по ночам же приползала в спальню и покорно ждала моего разрешения, чтобы лечь рядом.
Рабыня, помешанная на страстном влечении к несвободе. Игрушка, которая мечтает быть растерзанной. Тонкая грань между умалишенностью девочки и здравым смыслом балансировала так, словно пробиралась по канату над бездной, причем в бурю. Слишком шатко и неустойчиво, каждый шаг может стать последним. И все это моя девочка. Моя несчастная Дилана.
Дилана каждую чертову ночь стабильно просила о наказании! Дерзить не смела, но лишь первое время, пока я не стал давать слабину и поступаться ее садистским прихотям. Понимал, почему Дилана так себя ведет. Она до сих пор думала, что я не простил ей выходку с сообщениями и ножом. Хотя, давно простил. Это было больно, но вполне осуществимо. Сейчас же просто молча поглядывал на усердные попытки Диланы добиться моего расположения. Иначе, как не простить несчастного ангела с поломанными крыльями, которому пришлось столько выстрадать, да еще и попасть после пыток в психологическую зависимость от насилия?
В ту долю секунды, когда мои глаза увидели, во что мой Алекс, любимый сын, единственный сын превратил Дилану, я пришел в ужас! Сердце в пятки ушло, только Дилана оголилась! Тело моей девочки, некогда самое желанное, вкусное, умопомрачительное, было сплошь исполосовано, изуродовано, измучено! Это видение, застрявшее в памяти, невозможно осадить в уме. Да, черт возьми, воспоминания о том дне слишком свежи и болезненны. После увиденного, первое, что пришло мне в голову, была мысль о суициде. Мне захотелось сдохнуть и хочется до сих пор.
Первое время после трагедии я опасался даже трогать Дилану без повода, хоть и понимал разумом, что не причиню ей боли ненавязчивым касанием пальцев. А Дилана же показывала, что ждет от меня пыток. Да таких, чтобы без тормозов и стоп-слов, пожестче хотела! Привыкла она к издевательствам за две недели ада. После стала воспринимать себя жертвой, любящей маньяка.
Этого я и боялся… В панике таскал Дилану по докторам, тревожился, что она приобрела психологическую травму, которая останется с ней на всю жизнь. Отойти от такого кошмара непросто, времени нужно много. Мой сын ведь избивал Дилану. Нещадно лупил моего ангела, пока я ни о чем не подозревал! А после этого приходил ко мне и улыбался, делал вид, что ничего не происходит, подонок!
Алекс, мой покойный сын. Да, он сошел с ума. Помешался на играх в любовные интриги. И причина тому – моя девочка. Сын, вдобавок ко всему, завидовал мне, но не потому, что испытывал к Дилане некие чувства, а я ее отобрал. Те его чувства невозможно понять ни одним мозгом, даже под передозом! Алекс мечтал заполучить Дилану только потому, что я, как отец, впервые в своей жизненной практике с чем-то ради сына не распрощался. Заартачился я, и все тут! Моя девочка, какого черта стану отдавать ее?! Пусть найдет себе другую, девок полным-полно. Но Алексу нужна была именно моя…
Ревность – та еще безжалостная сука! Ослепляет, дурманит, стирает границы между человечным и зверским. Ревность могла погубить и меня. Но разве лучше было бы умереть мне, выиграв партию у смерти? Нет, не лучше. Алекс ведь за малым не уничтожил Дилану. Видеть сына, который заносит топор над любимой женщиной, прямо скажу, одно из наихудших зрелищ! Все равно я убил бы его в тот день, как бы жестоко это не прозвучало. А если б не убил, взял бы за ухо и спустил с лестницы после фразочки, что он намеревался насиловать мою девочку, а затем расчленить! Нельзя так думать и говорить, но я бы не смог смотреть Алексу в глаза после, если б он выжил. Взял бы и отказался от сына, и ни секунды не пожалел об этом!
Дилана и ее старания здорово отвлекали меня от горя. Она позволяла делать с ней все, что только приходило на ум. И я отрывался на моей девочке. По полной отрывался! Не так насильственно, как прежде. Ласково издевался. Дилана каждую ночь нещадно терзала мой член, пока тот не опустошался. Ее неумелая, неуклюжая предприимчивость забавляла меня, умиляла. Спустя какое-то время после похорон я и вовсе ушел в запах Диланы с головой. Увлекся ею до смерти. Мне нужно было одно, что придавало сил – лишь чувствовать, что моя девочка рядом.
Так и выкарабкался, насколько мог, из этой трагедии. Держал истинные эмоции внутри, внешне вел себя задиристо и хамовато. В душе – одни только язвы от горя. Они никогда не залечатся. Чтобы не страдать день и ночь, я отвлекался тем, что играл с Диланой. Потешался, правильнее сказать.
