Хенерал Ведмедёв прочёл доклад столичного снабженца и смачно выругался. Наложенное поверху указание Воеводы «Принять решительные меры» зело встревожило: за неисполнение могли запросто уволить из войска! Сгоряча надумал было пустить виновника в расход, но потомственный собаковод Ведмедёв превозмог в себе осторожного службиста. Распорядился пока держать пса в клетке и выгуливать только ночью, чтоб ни одна посторонняя сволочь не увидала. И ещё наметил оторвать свой начальственный зад от кресла и, несмотря на зиму, лично наведаться в питомник, чтоб воочию во всём убедиться. Пёс-то, как писал полуполковник Хохолев, ценный, однако хотелось бы понять, из-за чего рискуешь…
***
Год тому назад нашёл собаку прапорщик Вес Белицкий, из Князевского питомника который. В аккурат под зимний перелом солнечный отправился он в соседнюю поросячью военчасть за мясом. Запряг в сани полковую клячу Надью, и покатили – не на горбу же своем туши таскать!
Выписал наряд на мясо. А как дело до отбора дошло, чернявый поросячий ефрейтор, хитрованского племени, указал на угол хлева, где лохматая бурая хрюшка кормила выводок поросят:
– Молочных брать будете? – и хитро поглядел на прапорщика.
В наряде значился один поросёночек – у полуполковника Хохолева день рождения близился, на пятую дюжину лет заходил начальник питомника, полагалось стол накрыть от души.
Среди хвостиков–завитушек, подрагивавших от усердного сосания, прапорщик сразу выделил прямой короткий хвост, хотя бы оттого, что его обладатель был крупнее собратьев и заграбастал самый дойный сосок.
– Беру этого, – не раздумывая, заявил Белицкий. В наряде значилось: «Молочный порось – одна штука», а приглянувшаяся штука была весьма мясистой и аппетитной.
Ухватил бравый прапорщик поросёнка за ногу, да чуть не испугался. Вместо копытца – когти!
– Чертёнок, что ли?! – брякнул невпопад Белицкий и поднял тяжёленького молочника повыше.
И точно – не поросёнок оказался! Извернувшись в воздухе, животное клацнуло зубками и уставилось на прапорщика любопытным взглядом карих глаз.
– Смотри-ка, пёсик! – изумился Белицкий. – Откуда он тут?
– Кто знает, – пожал лукавый сержант плечами, – приблудный, может, из трубы вылез. Так как, берёте?
Про трубу Вес знал, но немного. Была она гладкой, будто вырезанная из неизвестного серого камня. В полсажени в поперечнике, уходила труба в землю под малым уклоном в сторону реки Мошковолжи. Если умом пораскинуть, под ней и проходила. Потому как на другом берегу другой такой же конец её выступал, как раз у драконоводческого гарнизона.
До провала ещё, когда в несколько лет земля просела почти по прямой от Дубёны до самой Мошковы, никакой трубы не было и в помине. Потом в самых глубоких местах огромной канавы хлынула снизу вода – вблизи Икоши, Выхромы и ещё кое-где. А когда провал заполнился, потекла вода из Мошковы-реки в Вологу. Недолго думая, назвали новоявленный водоём рекой Мошковолжей да пользовать стали. Вскорости концы трубы и стали выпирать, будто река её собой придавила в глубине.
Драконоводам-то вообще все по бубну – просто устроили из трубы поганую яму. Куда-то ж надо драконий навоз девать! В первые годы, когда часть только разворачивали, селяне забирали дерьмо на удобрение. Урожай получался несметный! Но когда у сельских детишек новорожденных стали крылья на спине прорастать, зареклись селяне, да новые пашни подняли, от греха подальше. А старые поля забросили да в наделы переименовали – дракон наделал, значит. Военные тогда просто задачу разрешили – в трубу дерьмо сваливать! Верно говорят: где появляется дракон, там порядок кончается.
На восточном берегу реки любопытства особого к трубе не проявляли – ну труба, ну из серого камня. Мало ли непонятностей на свете! Главное, жить никому не мешала и оборонная мощь Росси от неё не страдала.
– Беру. А ну, поехали, посмотрим, где он выполз, – скомандовал Белицкий солдату. А на полуполковниково празднование решил потом что-либо сообразить.
Ефрейтор пожал плечами и согласился. Начальства своего, он, видать, не опасался. Хитроване мастера вино делать, да в подарок его подносить. Спускалось им, чего уж. А хитрость его прапорщик уж после понял: списали-то поросёнка, а отдали приблудную собачку. Навар, однако, особливо когда неучтённый порось подрастёт!
Посадили пёсика на дровни, поехали. По пути глядит Белицкий – а пёс-то ещё молодой, щенок, можно сказать. Даром что с полпуда весом. Доверчивый, за палец покусывает, у прапорщика на груди сиську ищет. А какая у прапорщика сися – смех один. Вот если дородную жену его Марусю взять – вот тогда да! Правда, молока от неё не дождёшься, порожняя она, но насчёт потискать – самое милое дело. Знал Вес, что кое-кто из охотников до жёниной груди порой до неё добирался, а то и не только до неё.
Не успел Белицкий вздохнуть горестно по поводу непутёвой жены, как из-за кустов появилась труба. Конец её был завален снегом почти доверху, на локоть только дырка темнела. Земля рядом, вывороченная рыжими комьями, от когтей следы. Прапорщик заглянул туда, лучиной зажжённой посветил – ничего не видать. А щенюшка тут скулить принялся, да с дрог спрыгнуть норовит. Хитрованец его с трудом удерживает, прапорщика зовёт.
