Утро.
Бессонная ночь оставила за собой след тяжёлых мыслей на истерзанных муками подушках. Ни вопросов, ни ответов эта темнота не принесла. Падая в пропасть с обрыва существования настоящего и воспоминаний о прошедшем, большую часть из которого возвращать совсем не хотелось, проваливаясь в дремоту ещё живущих фантазий, и вновь выдёргивая себя в реальность, она никак не могла сосредоточиться на будущем. Оно закрылось. Навсегда.
Это было мучительно больно, слёзы не переставали литься солёными потоками грусти, жалости к себе, потери важного и незыблемого. Но всё закончилось одномоментно. Спустя долгих шесть лет непонимания, постоянной вражды, отчаяния, ревности и невыносимой скуки от одиночества, терзающих бедную несчастную голову от мыслей о неизбежном, она всё-таки собрала всю свою волю и заставила себя начать разговор о расставании.
Он бесился, он выходил из себя, каждое её слово казалось ему упрёком, оно било, словно хлыстом, по израненному самолюбию, каждый её жест он воспринимал, как предательство. Расставание невозможно. Он не мог допустить даже мысли, что это прекрасное тело будет трогать своими лапами какой-то другой мужик. Он даже не мог представить, что смеяться она будет не с ним. Его сердце разрывала обида, тянущаяся с самого начала их совместной жизни.
Он увёл её у другого мужчины. Нагло, беспринципно он отвоёвывал каждое мгновение её внимания к своей напыщенной персоне. Он получил своё долгожданное счастье – она сдалась спустя год. Целый год! Он выбросил в помойку целый год своей жизни ради этой белокурой вертихвостки, от которой в восторге были все мужики на её службе. Друзья завидовали ему, и он их ненавидел, он ненавидел тех, кто с ней хоть когда-то спал, он стал ненавидеть своих сослуживцев, он ненавидел её работу, он не переваривал всех, кто ею восхищался. Ведь он и только он тратил на неё своё драгоценное время, одаривал её своим вниманием, заваливал подарками, которые она не носит. Неблагодарная. Он даже женился. А ведь кто мог подумать, что он способен на такой поступок. Она ничего не ценила. Она всегда смотрела на сторону.
Он злился и готов был вцепиться обеими своими широкими ладонями в её тонкую стройную шею. Ах, как она пахнет! Ничего лишнего, никаких духов, только запах свежести и желания. Он сходил с ума, когда прикасался к этой нежной бледной коже. И теперь, когда она смотрит на него своими большими серыми заплаканными глазами, в которых отражается огромный жёлтый диск восходящего над лесом солнца, и умоляет отпустить её, он безумно её хочет. Она молчит, но губы её дрожат, и вместо разумного ответа ему безудержно хочется впиться в эти алые нежные чуть припухлые губы, чтобы наслаждаться ими снова и снова.
Она с недоумением смотрела на него, когда вместо обычных упрёков и скандалов, он замер, разглядывая её лицо. Конечно, она понимала, что он не отпустит её просто так. Она и сама ещё любила. Но жизнь стала слишком невыносима. Когда она поняла, что с ним хуже, чем без него, то всё стало на свои места. Он не давал ей дышать. Он был везде. Он сходил с ума от ревности. Она перестала встречаться с подругами, она больше не ездила к брату, она никуда не могла пойти одна. Одиночества не осталось совсем.
Где-то вдалеке за лесом прогудел паровоз. Они оба вышли из оцепенения. Секундное замешательство и он отвернулся. Она не стала дожидаться его разумного объяснения, решения, ответа или какого-то другого сигнала. Она тряхнула своими крупными кудрями, развернулась и вышла из гостиной. Он стоял молча, глупо уставившись в пол.
Спустя час она вышла из такси у гостиницы. Конопатый мальчишка – швейцар, широко улыбаясь, подбежал к ней, помогая достать из багажника такси единственную спортивную сумку, кивнул, и, бодро шагая вперёд, пригласил следовать её за собой кивком головы. Она улыбнулась в ответ, поблагодарила водителя и проследовала в вестибюль гостиницы следом за смешным юношей. Поднявшись в номер на третьем этаже, поблагодарив конопатого юношу, выдав ему чаевые, закрыв за ним дверь номера, она раздвинула толстые зелёные портьеры и широко распахнула окно гостиной. В комнату немедленно ворвался весенний, пьянящий свежестью, воздух и громкие звуки плещущейся у обрыва, на котором расположилась гостиница, горной реки. Она вдохнула в себя все ароматы апреля, леса и пения птиц. Отворив дверь спальни, пол которой устилал толстый персидский ковёр сапфирового цвета, скинула с себя сапоги, и босиком, медленно пройдя по нежному шёлку ковра, ощущая каждой частичкой кожи своих ступней прикосновения к бархатистой поверхности ковра, расставив широко руки, упала на огромную мягкую кровать. Наслаждаясь тишиной и одиночеством, завернулась в толстое пуховое одеяло.
