Фигаро. А, боже мой, наши сочинители комических опер в такие тонкости не входят!
Бомарше «Севильский цирюльник»
Фигаро. Так, так, а если к этому еще аккомпанемент, то мы тогда посмотрим, господа завистники, правда ли, будто я сам не понимаю, что пишу…
Там же
«Он убрал браунинг, сел в кресло напротив и повел разговор:
– Мистер Батлер, я не служу в Скотланд Ярде и приехал сюда только как частное лицо. Но, несмотря на это, в действительности сейчас я представляю секретную службу Его Величества. И вам придется мне всё рассказать. Меня не интересуют ваши сомнительные финансовые и торговые операции или научные подвиги. Точнее говоря, интересуют, но ровно в той мере, в какой они связаны с убийством графа.
– С чего вы вообще решили, что это было убийство, мистер Джонсон?
– Я провел собственное расследование и теперь убежден, что это было убийство. Я убежден, что причины нужно искать в египетском предприятии графа, управляющим которого были вы, мистер Батлер. Я обещаю сохранить в секрете ваши признания при двух условиях. Первое, если вы лично никак не связаны с этим убийством. Второе, вы будете со мной полностью откровенны. Полностью! Со своей стороны, я могу вам обещать, что воспользуюсь полученными от вас сведениями исключительно в интересах расследования убийства и не стану причинять вред вашим коммерческим интересам.
– Вы даете мне в том слово джентльмена?
– Увы, я не могу дать вам слово джентльмена. Я всего лишь тиджи. Но, если я даю мое слово, я его держу.
– Я не убийца. Вы мне верите?
– Я поверю, если вы представите мне к тому достаточные основания.
– На самом деле я очень любил этого чудака и привязался к нему. Можно было бы сказать, что мы стали друзьями, если бы вообще была возможна дружба между графом и простым обыкновенным человеком. Да, мы недавно поссорились, он даже просил у меня прощения. Сам граф! В сущности, он был очень одинок и нуждался во мне… Так что вы хотите узнать от меня?
– Всё! В чем состояла деятельность вашего с графом предприятия? Как это связано с политикой? Какие обязательства и перед кем именно граф брал на себя? В чем была причина вашей последней ссоры с графом? За что его убили? Какова во всём этом роль молодой леди и графини? Что так настойчиво пытается скрыть мистер Лукас? Какие предметы интересовали убийцу? И, наконец, самое главное: кто убийца?
– Я не знаю, кто убийца. И я не знаю всего. Хорошо, я расскажу вам о нашем предприятии с полной откровенностью, а вы сами делайте свои выводы. Я полагаю, что мой рассказ снимет с меня все подозрения в причастности к убийству. Но потом обещайте забыть о моих признаниях, потому что кроме моих маленьких интересов тут завязаны интересы очень многих сильных мира сего. Слушайте…»
***
Редактор откинул на заваленный бумагами стол пачку растрепанных листов со смазанным местами машинописным текстом, отрывок из которой только что читал. Потом пожевал бескровными губами, снял кругленькие очки и печально воззрился на Грегсона:
– Да, я прочитал вашу рукопись и отразил свое мнение о ней в своей рецензии. Лично мне это чтение было весьма любопытно и занятно, но мы этого печатать не будем!
– Почему? – Грегсон спросил внешне спокойным тоном, хотя внутри у него все заклокотало от гнева.
– Я же вам только что зачитывал для примера отрывок из вашей книжки, мистер Грегсон, – редактор со страдальческой миной на лице провел рукой по отвергнутой рукописи, – я думал, вы сами все поймете. Неужели вам до сих пор не ясно?
– Признаюсь, нет, не ясно! – Грегсон по-прежнему был внешне спокоен, но сердце внутри бешено заколотилось. Редактор откинулся на спинку стула, взял со стола свою трубку, не спеша раскурил ее и пустил в потолок струйку табачного дыма:
– Это никуда не годится! Вы пока никакой не писатель, мистер Грегсон. Вам еще учиться и учиться. Сейчас я не вижу этого вашего Батлера. Дайте мне яркий художественный образ! Тогда я в него, может быть, поверю.
– Что именно вас не устраивает в моей книге?
– Обычно мы не снисходим до объяснений авторам, – выдавил из себя кривую улыбку редактор, – но только из уважения к вашему военному прошлому, я попытаюсь донести до вас наши резоны.
Губы Грегсона чуть скривились в ответной улыбке:
– Я буду вам очень признателен за разъяснения.
Редактор удовлетворенно кивнул, снова окутался клубом сизого дыма и произнес:
– У вас в книжке почти одни сплошные диалоги! Так у нас не принято. Вопреки негласным правилам вы даже начали сразу с диалога!
– Но Платон тоже писал в форме диалога, – возразил Грегсон, – диалог позволяет гораздо лучше выявить противоречия, чем простое повествование…
– Во-первых, вы не Платон, – строго поднял палец редактор, – будьте немного скромнее! А, во-вторых, Платона сейчас читают лишь несколько книжных червей, а нам нужен тираж!
Грегсон раскрыл блокнот, сделал в нем пометку карандашом и снова поднял глаза на редактора:
– А кроме формы диалога у вас есть другие возражения?
Редактор, тоскливо глядя в потолок, снова выпустил кольцо дыма:
– Сухо. Безжизненно. У вас совсем нет эпитетов. Одни существительные и глаголы: «он сказал, они встретились, она передала, он выстрелил».
