Было это, да поправят меня скрупулёзные исследователи нашего прошлого, когда люди верили, чтобы мы не вкладывали в это понятие. На большой равнине, где раскинулось мощное государство, веками отстаивающее свою независимость и право на существование, жил простой до мелочей народ, не стремившийся к каким-то излишествам. И хотя написано про него много монографий и романов, эссе и летописей, многое из этого подчас неверно истолковано или же вовсе является ложью. Жившие на равнине люди веками наследовали традиции, и мировоззрение их также переходило из головы в голову, если можно было бы так сказать. Обременённые пахотным трудом, стар и млад существовали. И покуда существовали они, существовало и государство с всякими органами и системами, постоянно усложняющимися от правителя к правителю. Пожалуй, единственное, что реально менялось на равнине кроме правителей, так это системы. Безусловно, собирание налогов, призыв в армию особо не трогали, ибо только на податях и штыках держалось все то, что обласкивали и лобзали блаженные крестьяне и иные непросвещенные, а оттого и глубоко несчастные люди, пусть того и не сознававшие.
И среди этакого большого люда жил в свое время, казалось, совершенно обычное и неприметное, один старик. Стариком он, разумеется, стал не сразу. Седины на его дряхлых скулах и впалых щеках появились не так давно: всего лишь пару десятков лет назад. Жил этот мужичок отшельником на окраине столицы. Дом его значился однако уже в другой области, посему платил он подать в несколько раз большую, чем та, что уплачивается обыкновенно жителями столичного города. «Повезло тебе, если родился в столице» – говорили на большой равнине, ибо разрешалось там издревле селиться лишь родовитым и особо отличившимся при службе государственной. За места на Торговых Рядах шла особая бойня. Просто так торговать было невозможно, а потому платилась значительная мзда, а в ход шли всяческие знакомства. Без кумовства тебе на Торговых рядах делать было нечего.
Мужик жил мирским трудом до тех самых пор, пока не вышел на пенсию. Последние десятилетия так называемый «пенсионный возраст» неоднократно повышали, надеясь на скорое вымирание тех немощных, что жадно просили какой-либо подачки от государева аппарата. Исправно платя подать и сборы, старик числился на хорошем счету у Налоговой палаты, чьи ратные молодцы внимательно следили за каждой недоимкой. Бывало так, что они, чрезмерно увлеченные контролем за лишней копеечкой от простых мужиков, вовсе не видели, как утекают миллионы от банкиров и купцов, укрывающих от них свои заработки. Но это практически никого не смущало, ведь неслучайно именно так повелось на равнине.
Однажды старик засобирался в путь. К концу жизни он сильно умаялся, проводя все свое время на воздухе, прогуливаясь с утра и до самого вечера. Дожидаясь скорой смерти, он считал, сколько же он прожил в этом бренном мире. Боясь ошибиться, он делал засечки на избе и каждую ночь пересчитывал, записывал в какие-то листочки, которые нужны были ему только для сего занятия. Осознание того, что слишком долго мужичок живет да скучно приводило его в некоторое исступление. Одолевавшие его думы наконец-то подсказали занятную мысль. Перед смертью, которая, по его мнению, должна была явиться к нему в ближайшее время, он вознамерился увидеть самого государя.
Личность эта была самой загадочной и таинственной в государстве. Последние десять лет правитель не появлялся на людях, отдавая распоряжения и управляя людьми на могучей равнине через нерадивых министров и прочих пажей. Последнее воспоминание, которое реально связывало старика с государем, включало в себя память о торжественном параде на Великоравнинной площади. Именно на ней испокон веков проводились смотры, шли гуляния, встречали иноземных гостей. А рядом с этой площадью, за рвом и высоченными каменными стенами прятался свой город. В центре того ансамбля, укрывшимся от народных глаз, был государев дворец, который описывали, как «усыпальницу златую, с бриллиантовыми россыпями, изумрудными колоннами, бархатными дорожкам и дорогими гобеленами».
