Летом 2020 года мы с лучшим другом придумывали идеи для рассказов. Он сказал мне: «А напиши что-нибудь о тайных обществах». С тех пор прошло около года. От тайных обществ здесь не осталось почти ничего. Зато я всё-таки написал «что-нибудь». Из-за того, что замысел постоянно изменялся, в этом рассказе оказалось, наверное, вообще всё, что находилось у меня в голове за последние 20 лет. Во многом я написал его, чтобы просверлить дырку у себя в голове и по-новому посмотреть через неё на внешний мир. Но в эту дырочку снаружи можете взглянуть и вы, на протяжении следующих нескольких часов рассматривая, что же там происходит – в этой загадочной голове «другого» человека. По большей части эта книга о контроле и о том, как легко его потерять. О том, как построить возможно то самое «тайное общество» внутри, без необходимости вообще когда-либо оглядываться на окружение. О том, как застыть во времени, в одном единственном моменте, в котором все чувства будут всегда самыми сильными и настоящими.
Перед началом я хочу дать вам небольшой толчок. Представьте следующую ситуацию. Вам очень давно не хватало свежих ощущений. На протяжении 1367 дней вы готовили один и тот же сэндвич с беконом и сыром на завтрак и сейчас внезапно оказались в гараже в городе, в котором никогда не были, и понимаете, что уже никогда не окажитесь тем, кем были раньше. Перед тем, как впервые вбить себе в голову здравый вопрос: «А что мне вообще делать дальше?», у вас есть несколько часов первоначального шока. Вы будто Колумб в первые минуты нахождения на новой земле. В гараже находится красивый мощный мопед. Вы садитесь на него и гоните в любую возможную сторону. На эти несколько часов вы оказались в забытьи, то есть там, где вопросы отвечают сами на себя, не думая о вас. Заведите мотор, забейте хуй (ой) и гоните. Поднимите руку вверх и улыбнитесь. Это был сетап. А теперь читайте панчлайн.
Я долго не мог понять, еду ли я настолько быстро, что не могу закрыть рта, или просто счастлив
Допустим, из точки А в точку А направляется транспортное средство. Его скорость составляет 1674 км/ч. Нам известно, что оно отдаёт синевой. Нам известно, что оно никогда не останавливается и у него нет водителя. Однако больше узнавать о нём уже ничего не хочется.
Задача: потеряйте известные множители
***
Звонок
– Ребята, последний раз я прохожусь по классу и, если не досчитаюсь необходимых тетрадей, то пеняйте на себя и после шестого урока не проситесь пересдавать. Тилёв, ну кому я это все сейчас говорю!
– Я Тилев, а не Тилёв.
– Сиюсекундное замечание учителю от ответственности тебя не освобождает, да и тем более, думаешь я забыла, что за сочинение ты мне сдал позавчера? Кредит доверия необходимо восстанавливать
Вся суть её претензии ко мне заключался всего лишь в том, что я осмелился написать, что Льва Толстого определённо одолевал комплекс неполноценности во время написания «Войны и мира». А иначе зачем он так рьяно старался делать из Наполеона уродливое посмешище, которого не заботят не свои, ни чужие. На месте Болконского мне было бы просто стыдно разочаровываться в такой карикатуре, да еще и пафосно глядя в глаза бесконечному небу
– Простите, сейчас всё сдам.
Всё-таки не в том месте я был, чтобы в одиночку противостоять целому… человеку.
– Саш, подойди ко мне. Хочу ещё раз тебе об этом напомнить. Ты же прекрасно имеешь представление о таких понятиях, как статус, влияние, литературное мастерство. Нельзя так со Львом Николаевичем поступать. Если ты хочешь, можешь написать свою версию его произведений, только конечно за авторством Александра Тилева. Вот там и будешь испытывать всё то, что ты прочитал у своих Лимоновых, Сорокиных, Эко и прочих персонажей. Твоё отрицание и противостояние канонам заканчивается там, где начинается черная паста в виде лебедя в твоём дневнике. Тебе вообще в целом-то «Война и Мир» пока нравится, как произведение?
– Абсолютно нет.
– И как же я после такого могу без смеха воспринимать твои слова о том, что у тебя особая позиция насчёт романа?
– Мне кажется, Анна Фёдоровна, что вы немного заблуждаетесь. Негатив к исследуемой вещи даёт мне возможность изучить о ней абсолютно всё. Читая «Войну и Мир» с недовольной гримасой я лишь задаю вопрос: «а почему она мне не нравится?», и затем со всей глубиной доступного мне инструментария пытаюсь понять, что же действительно меня так расстраивает в ней. Я начинаю обращать внимание на самые мелкие детали, даже на пресловутое пухлое брюхо Наполеона, хотя эта деталь без лишних шуток конечно весьма массивная. А если бы я со слюнями на губах восторгался слогом и качеством нарратива, то вошёл бы в когорту очередного доходяги с телеканала «Культура». Любовь слепа, Анна Фёдоровна.
– Саш, я даю тебе время ещё раз обдумать всю ту глупость, что ты сейчас сказал, и собраться с мыслями.
– Да поймите же. Вот вы считаете меня абсолютным профаном в классической литературе, и в вашей любимой литературе стыка веков, но в постмодернизме вы даёте мне полное право на мнение. Однако профаном я являюсь как раз-таки в постмодернизме, а в классике и модерне я человек разбирающийся. Потому что, пуская слюни от «своего Эко», я со всей серьезностью критики подхожу к произведениям прошлых эпох с желанием их деконструировать. Деконструировать ради того, чтобы избавить себя от разочарования, которое они мне доставляют. Для меня, по правде говоря, все уроки литературы по этим произведениям – это одно большое разочарование.
