Ох, и дров наломано… С возрастом мы становимся придирчивыми к своей памяти. Каждый наступивший день мы считаем кульминацией своего развития, совершенно справедливо отмечая, что буквально на днях мы были менее разумны и рассудительны.
…Девушка лет семнадцати в метро щебечет своей подружке, рассказывая очередной занимательный случай:
– Помню, вляпалась я в историю один раз… Расскажу – не поверишь. Обхохочешься!.. Я тогда ещё молодая была… Да-да… Где-то полгода назад, наверное…
…А с Андрюхой Борисенко мы как-то смылись в очередную самоволку.
На кой чёрт нас вечно тянуло в эти самоволки, ума не приложу?.. Предприятие это, скажу я вам, милые мои, во-первых, рискованное, потому как обычно заканчивались они неприятностью. А во-вторых, как говорится, овчинка совершенно не стоила выделки. На ночь глядя, когда все нормальные наши сослуживцы готовились ко сну, мы, считая себя в чём-то избранниками, баловнями судьбы, словно коты рвались в темень, искусно минуя посты и заборы, тряслись в сонных электричках, опасаясь патруля, проводя в дороге (чаще всего пеше, и через ночной лес!) по нескольку часов!
А под утро, скача с высунутыми языками в обратном направлении, грязные, уставшие и продрогшие, мы возвращались в часть, и трепались на каждом углу под завистливые взгляды прыщавых своих сотоварищей о массе якобы оприходованных нами женщин и выпитого якобы при этом спиртного…
Улизнуть незамеченным, заручившись обещанием сержанта, который вас «отмажет» на проверке – это пол-дела, Танюш!.. Основной трудностью было не попасться в городе, а ещё труднее действительно не «нахрюкаться» до чёртиков и не испортить всё, что и случалось обычно неминуемо.
Сколько я видел уже таких вот… Самовольщиков, ядрёный батон!.. Вечером он, выбрившись до-сини, наодеколоненный, неотразимый и брутальный, насвистывает перед зеркалом ламбаду, предвкушая все прелести пикантных свиданий, а уже по утру его выводят под конвоем перед строем, жалкого и страдающего от похмелья, грязного, без пилотки и ремня (потерял!), и старшина сурово читает солдатам лекцию на тему «До чего же можно докатиться!..», и бедолага получает свои «пять суток», и уводят его в «шизо», как на заклание, под немые и восторженные взгляды сослуживцев.
Сколько дров наломано… Сколько пилоток потеряно…
…Поездка в электричке – самая опасная часть предприятия.
Это я говорю вам на будущее. Имейте ввиду, если что. Не мудрено, если вы солдат-срочник, эдакий девятнадцатилетний дуралей, ослеплённый жаждой приключений, и одетый в чей-то плащ поверх формы, привлечь к себе нездоровое внимание ментов, а ещё хуже – войскового патруля. Представьте себя: пьяного, в кирзовых сапогах и болоневой куртке с надписью «Ну, погоди!», и вам тут же сразу станет ясно, что это и действительно не мудрено…
…Езды от Москвы до Коломенского Голутвина больше часа. Ночью холодно. Злые и голодные, мы тревожно дремлем на ледяных лавочках, ревниво поглядывая в проходы, когда в полупустую электричку шумно входят около тридцати женщин. Потрясающий колорит… Молодухи и старухи, рыжие, седые, конопатые и напудренные, не накрашенные, и с наклеенными ресницами, молчащие и хохочущие… Любого сорта, короче. Ткачихи со смены. С фабрики. Ехать им далеко. Так «ездиют» они каждый день и, с чисто женской предприимчивостью, каждая тут же обустраивается, как может. Некоторые принимаются читать, кто-то пытается уснуть. Но есть и пара дружных кампаний, садящихся шумным кружком, вытаскивающих термосы, баночки с едой, организовывающих «дастарханчик». Вон даже бутылку водки одна пышная дама выудила из косметички под одобрительный гул подружек.
… – Ну, ты, Галя, никогда не пропустишь случая!, – смеётся её соседка напротив, хищно тасуя колоду карт.
– А ты чего думала?.., – полная и большая Галя в кампании у них заводила, не иначе. Говорит громко и для всех сразу, – Я женщина свободная и скучать мне нечего!..
Все смеются незамысловатым бабьим шуткам, каждая старается тут же ответить, колко, с подковыркой, но беззлобно, так.., словно частушки поют.
Мы с Андрюхой усмехались украдкой, слушая женскую болтовню, не забывая про проходы, а женщины через десять минут разошлись ни на шутку. Кто-то уличил кого-то в картёжном жульничестве и бурные визгливые разбирательства сменило шумное примирение и все опять налили и чокнулись «за мир», и отложили игру вод всеобщее согласие «да ну их на фиг!». Тут же, выпив, словно по сигналу, как-то затихли, стали кутаться, пытаясь согреться, удобнее притуляясь друг к дружке. Ещё далеко им ехать-то… Успеют доиграть.
…Тут пышная Галя встала, показав прекрасный рост и, сладко потянув мощный торс и гигантскую грудь, раскинула полные руки в стороны, потягиваясь по-кошачьи и зевая:
– Ой, девчонки!… Мужика бы щас!…, – мечтательно вздохнула огромная красавица и через плечо увидела нас с Андрюхой…
…Тот момент я вспоминал потом долгие годы с недоумением.
Колоссальных размеров женщина, подвыпившая и воинственно настроенная, она остановила на нас взгляд, оценивая наши преимущества на правах потенциального победителя. Мы с другом замерли, невольно поджав ноги, и претворились чьими-то сумками. Бог его знает, чего от неё ожидать!.. Захмелевший скучающий атаман в окружении верных своих дружков, не отводя взгляда цыкнул зубом, словно сытый кот над дохлой мышью, и в его глазах я, подсматривая сквозь фальшивый прищур «спящего», увидел искорку плотоядного интереса. Совершенно не смешная ситуация, уверяю вас!.. Мы – два костлявых беспомощных юнца, волею рокового случая оказавшиеся в злачном месте, боясь пискнуть, чтобы ни выдать своего присутствия, проехали свою остановку не шелохнувшись, а потом молча «проснулись», и во всеобщем молчании осто-о-орожненько прошли мимо компании к выходу, аккуратно перешагивая сумки, чтобы не дай Бог не коснуться чьих-либо вещей. Возле спасительного выхода в спину нам ещё раз цыкнули, и это послужило нам стартовым выстрелом, и мы ускорили шаг, выбегая на перрон, облегчённо вдыхая свежий воздух спасительного перрона. Повторяю, совершенно не смешная ситуация, граждане!.. Теперь я совершенно отчётливо понимаю ужас пекинеса, которого проводят на поводке мимо клетки с тигром.
