Glintwein Bitte Так и быть, последний стаканчик перед Москвой, для храбрости. Как бы этот стаканчик не украсть случайно. А! Я за него уже заплатил. Спиздить не получится. Глинтвен со стаканом в придачу тут идет. Не хочешь стакан, вот тебе за него деньги. Это могли придумать только русские. Русские против русских. Нет. Русские за русских. Нет.Русские оставленные здесь когда то Суворовым для острастки. Да! В Мюнхен не поеду. Я там останусь потерянным в Пинакотеке. Вермеер подождет. Лучше я здесь, в аэропорту нажрусь глинтвейна и засну спокойно на креслах, а там и мой рейс. А сейчас отойду в сторонку, вон за тот свободный столик, пока эти Гаврики в кожаных шортиках его не заняли. Я встал за столик и натянул на глаз, уже сверкающий хрусталем, печальный мотив расставания с раем, который меня окружал рождественской распродажей всего того, чего так не хватало мутному глазу на своей родине для прозрения. Все это мне и не нужно было как будто. Да я об этом даже и не знал. Не знал, что так могут жить люди. Но и это мне и не нужно было как будто. Мне нужна была только она. Её изумруды, жемчуга и рубины. Но она повернулась ко мне задницей и я остался без её света.
– Фоер? -спросила огня у меня какая то красотка. Американка. Подкурила. обогнула меня и пошла вихляясь в терминал. Да, точно, я её видел в клипе у «Аэросмит». Алисия Сильверстоун! Все такая же Алиса в стране чудес! Вот это задница! Резко сделал глоток и поперся так же вихляво за ней. Меня накрыло, а это шанс встать на крыло и подкатить яйца основательно. Должно быть, она в Ел. Ей. К Стиву Тайлеру в гости. Нужно опередить его. Да ты уже опередил его. Ты же нарезался, как скотина. Веди себя прилично. Да. Лучше пойду к тем хиппи на кресла. Лягу, а там и мой рейс. Разнюхал свободное место, положил сумку под голову и притворился спящим.
– Ты последний. Куда собрался, дурачек. Ты последний.– пронесся её голос по аэропорту. Так близко и так далеко. Я так тебя и не увидел.
– И чтобы ты сделал, увидев меня? – она ещё спрашивает. Я драл бы тебя до посинения.
– Это мне нравиться. Ха! Ха! Ха! – этот её смех сводит меня с ума.
– Так ты и сошел с ума.– Да. Помню один философ меня предупредил, что я этого не замечу.
– Ты последний. Оставайся. Тебя все так ждали. Только одного. Одного тебя. Со мной к тебе пришла твоя первая картина- «Оферус». Помнишь её? Она и вела тебя.
– Я не готов был к ней. Я напишу её после. Когда буду готов.
– Ты уже готов.– Я не готов к концу.
– Тогда нахрена были эти твои пируэты в Черном море? После этой картины будет твое начало. Дурачек. Я тебя так ждала.
– Если бы ты меня ждала, то мы бы встретились.– А мы и встретились. Все наши давно уже здесь. Ты последний.
– Какой такой последний?
– Последний русский.
– А там тогда, кто остался?
– Там россияне.
– Не вижу разницы.
– Прочитай слово Россия наоборот, и увидишь разницу.
– Яиссор.
– Это то, с чем ты жил. Зеркальное отображение всей твоей жизни. Жизни у тебя и не было.
– Твою мать, где тут рупорная? Она там, танцует с микрофоном.
– А помнишь, ты мне пел лов ми тендер
– Да. Валял дурака под Элвиса. Сейчас я бы тебе спел песенку. Я их с десяток сочинил. На целый альбом. Только для тебя. А ты нашла себе миллионера и в кусты.
– Спой мне- Мюнхен разбужу- Их уже ни что не разбудит. Пой!
– Ворона каркнула. Сыр выпал.
– Сейчас ты у меня выпадешь! Пой!
– Как бы мне в тебе проснуться.
Как бы мне не захлебнуться.
А в дали чернеет лес.
Ах куда же ты полез.
А в дороге понесло.
Это значит повезло.
А река меня уносит
Это сердце её просит. А в лесу я заблудился.
Это значит- тебе снился. А в дороге занесло.
Это значит всем на зло. А река меня уносит.
Это сердце её просит.
Где ты милый?
Что с тобой? Повредился ль головой? До тебя любимая, до дома. Жду тебя я у парома.
– Ты уже почти дома. Ты бегал за мной всю свою жизнь, а теперь бежишь от меня. Оставайся. Там никого нет. Все здесь.
– Это потому, что меня там пока нет.
– Вся твоя жизнь здесь. Здесь я.
– Где здесь рупорная?
– Ты почувствовал здесь жизнь?
– Да черт возьми, почувствовал. Да, здесь жизнь. Но нахрена она мне нужна без тебя. Поеду в Россию, дальше тянуть лямку. Искать выход.
– Ты нашел уже его.
– Этот выход так похож на вход в другую задницу, что я подозреваю- звуки я буду из неё слышать те же, что и из той, из которой вылез.
– Немецкого все равно ты не знаешь. Будет легче.
– Мне сейчас нужно отвлечься русской работой
– О! Уже работа появилась. Не наработался. Кому нужны твои работы?
– Это кажется, из Библии.
– Все то тебе кажется. Здесь работы нет. Есть труд. Будешь трудиться, если хочешь. Но ты же хочешь просто жить. Ты же хочешь быть просто со мной. У меня на шее. Оставайся. Будешь жить на шее.
– Блять, где здесь рупорная? Я сейчас сойду с ума.
– Ты сошел с ума. Говорил и сошел с ума. Говори. Ха! Ха! Ха! Соскочил со скамейки и быстрым шагом поспешил к выходу, на воздух. Это долбанные галюны, а может она здесь дает концерт. Какого черта здесь делается? Отдышался. Уже пол седьмого. Скоро вещи забирать из камеры. Зашел в Макдональдс. Взял кофе и какой то пончик. Позавтракал. А солнца все нет и нет. Где же солнце? Я его видел только в Австрии. Там я тоже был хороший. Дорвался с горя или с радости до глинтвейна под радостные всхлипы итальяшек. Нас окружали горы и я чувствовал её совсем рядом. Из достопримечательностей успел заскочить на жд вокзал, чтоб посрать за одно евро. Получается, я всю свою жизнь бегал за ней и на последок обосрался. Я не остался там, с ней, умирать, умирать, как мужчина, на улице, под снегом. Она была бы где то рядом. И я бы её нашел. Рано или поздно нашел бы по запаху. А я просто пошел посрать без сослагательного наклонения.. Вздохнул горного воздуха, выкурил сигаретку, сел в автобус и уехал обратно. Успокоился. Ведь с ней все хорошо. Там не может быть плохо.
