Прикосновение руки заставило меня открыть глаза. От него я сразу вздрогнула, как осиновый лист на ветру. Мурашки пробежали по телу.
— Ты, наверное, забыла, что бывает за попытки побега?
Двумя пальцами он взялся за мой подбородок, приподнимая лицо. Я не могу смотреть.
Страшно. Мне страшно только от его взгляда, от его прикосновений. Он чувствовал мой страх и улыбался. Ему приносит удовольствие только то, что я боюсь его, ненавижу его.
Он знает все, что я чувствую по отношению к нему: страх, боль, ненависть. Ему нравится надо мной издеваться. Для него это способ насладиться, может, даже полакомиться своей жертвой, то есть мной.
— Скажи, ты боишься меня?
Мне не хочется ему отвечать то, что он и так знает. Знает и все равно задает вопросы. Он псих, монстр, которому все равно. Холодный, бессердечный и эгоистичный. Все это про него.
Он проводит по лицу, вызывая очередной раз мурашки по всему телу.
Нужно бежать. Как можно быстрее.
Как сбежать от человека, который рано или поздно найдет и, возможно, убьет за очередную попытку побега?
Почему судьба сыграла со мной такую несправедливую шутку? Почему она не дала мне шанса сбежать? Почему…
Мне хотелось одного — выплакаться. Только не при нем. Не плачь, Рита, только не при нем. Он не заслуживает твоих слез. Он не должен их видеть. Такому, как он не видать твоих слез, Рита.
— Ответь, Рит, — он отошел на три шага, не поворачиваясь ко мне лицом, — почему ты решила сбежать? Почему ты решила оставить меня?
Я молчала. Я не могу и не хочу отвечать такому человеку. Лучше умереть, чем говорить ему.
— Рит, помнишь, как месяц назад ты говорила, что любишь? Помнишь, как мы прикасались к друг другу, наслаждаясь теми минутами? А помнишь, как мы занимались любовью? Ты кричала мое имя, извивалась, подавалась мне.
Я все это помню. Помню.
— Неужели ты хочешь забыть эти моменты? Хочешь разбить мое сердце?
Я по-прежнему молчу. Мне не хочется с ним говорить. Он — монстр, что сломал меня.
— Скажи, ты больше не любишь меня? Скажи, не молчи!
Сглотнув ком, закусила губу. Внутри все разрывалось. Хочется плакать, но только не при нем. Сколько еще можно себе повторять? Он не должен видеть мою слабость, мой страх.
Ненавижу его, но в тоже время люблю. Такое возможно? Возможно ли это? Видимо да.
— Рит, я же вижу, что любишь, — он подошел ближе, присев на корточки, — я тоже люблю.
Привстает.
Закрываю глаза то ли от страха, то ли от того, что не хочу его видеть. Его губы накрывают мои. Сначала это просто прикосновение губ. Он дает мне время, давая мне понять, чего же мне хочется. Приоткрывает свои, а после целует меня по-настоящему, проникая языком внутрь.
— Любишь, — произнес он, шепча прямо мне в губы.
