Крепкий осенний ветер гонял низкие облака меж горных хребтов и кряжей. Мокрый снег и дождь сменялись солнцем по десять раз на дню. Здесь, суровый, как ледник, и непостоянный, как ноябрьская погода, лежал перевал Хундретвассер.
Когда-то здесь не было ничего. Потом появилась тропа, за ней – дорога. И вот уже на куске неподвластной лесу скалистой земли расположились постоялые дворы, кузницы, шорные, оружейные и столярные мастерские, небольшая церковь и несколько десятков домов. Постоянных жителей на перевале не набралось бы и двух сотен, но Хундретвассер был похож на поселок. В церкви исправно вели метрику, и все постоянно проживающие были вписаны в налоговую ведомость, как то пристало по судебнику. Впрочем, на судебник и ведомость здесь никто не обращал внимания, потому что сборщик податей никогда не забирался так высоко, а если бы забрался – скоро пожалел бы об этом.
Хундретвассер жил дорогой. На юге она вела к Балканам, откуда открывался путь к Палестине и таинственному Востоку. По северу уходил путь в Европу. Из всех существующих путей дорога через перевал была самой опасной и сложной, поэтому путешествовали по ней только те, кто имел острую необходимость избегать прочих дорог.
Много услуг мог предложить перевал путешественнику, которого грехи, долги, измены, жадность или другие сильные стороны характера вынуждали забираться в горы. Главным же его товаром были люди. Этот перевал знали как рынок наемников, которых немало ошивалось здесь на любой вкус и кошелек. Каких только мошенников, плутов и лиходеев тут ни водилось!
Самыми дешевыми были крестьяне: беглые крепостные и свободные, бежавшие от своих феодалов в поисках лучшей доли. Они едва умели держать оружие, но зато обходились почти даром. Многие довольствовались тем, что их кормили, и еще радовались при этом, что не приходится голодать, как на своих наделах. Следующими по рангу были ратники. Их цена зависела от числа военных кампаний, в которых им довелось участвовать, и от количества доспехов. Тот, у кого был щит, стоил вдвое больше такого же без щита. Только знатоки могли точно рассчитать цену. Впрочем, очень опытных вояк тоже не слишком жаловали из-за привычки к грабежам.
За вояками шли бывшие оруженосцы и пажи. Даже в одной рубахе они стоили дорого. Обращению с оружием эти люди обучались с детства, в то время как простых ратников забирали в отряды от сохи и гончарного круга. Оруженосцы, кроме того, знали воинское дело. Их обычно ставили офицерами над небольшими отрядами из солдат и крестьян.
На самом верху неписаного табеля стояли рыцари, потерявшие удачу, честь и прочее и вынужденные промышлять на большой дороге. Таковых было немного, потому что рыцари зачастую теряют удачу одновременно с жизнью. На них тоже имелись свои расценки: разорившиеся ценились выше впавших в немилость, а тех в свою очередь ценили дороже покрытых позором. Отличительной чертой рыцаря был боевой конь. С конем и хорошими доспехами на перевале можно было за умеренную цену произвестись в рыцари.
Особняком стояли «кромешники» – опытные наемники, среди которых были рыцари, но не только. У каждого из них была своя история, богатая войнами, походами, заговорами, набегами, осадами и погромами. Их цена определялась только репутацией на перевале и боевым конем. Без коня на самый верх было не пробиться.
Последняя ночь на перевале прошла спокойно: никого не убили и даже не покалечили. Студеным сумеречным утром на перевал поднялся человек. Вид его был жалок, но свидетелей плачевному состоянию было немного – в предрассветный час главная улица была пуста. Человек, а звали его Каспар, был известным в здешнем крае «кромешником», но сейчас он больше походил на бродягу. Разбитая голова повязана платком, ножны пусты, одежда пропитана кровью, хотя под слоями грязи этого было не разобрать. Шел Каспар, тяжело хромая, как на костыль опираясь на здоровый сук, подобранный где-то в лесу. Если бы при каждом шаге на нем не шуршали железными пластинами доспехи, то случайный прохожий из жалости подал бы ему монету или со злобы отвесил бы тумака.
Каспар подошел к «Селезню», лучшему постоялому двору перевала после «Кардинала». Стоит заметить, что все дворы перевала были постоялыми. Каждый чужак должен был выбрать себе дом, после чего его с хозяином связывал известный договор. Но только два дома можно было назвать странноприимными домами в буквальном смысле.
У входа Каспара заметил какой-то вояка. Он был смертельно пьян и, не узнав Каспара, отпустил шутку про милостыню для хромого коротышки. Каспар действительно был малого роста, но в Хундретвассере никому, кроме одного человека, не могло сойти с рук шутить этим. Каспар свалил солдата в грязь ударом кулака, а потом намял бока своим увесистым костылем.
В «Селезень» набилось полным-полно народу, но все, кроме незадачливого забулдыги, которого Каспар встретил снаружи, спали. Об отдельной комнате – а гостевых комнат в «Селезне» было целых три! – нечего было думать. Хотя одну из этих комнат Каспар занимал по целым неделям, сейчас все было битком, и Каспару не нашлось даже лавки. Он привычно отыскал угол потеплее и повалился на плащ. Глубокая усталость быстро сменилась сном, в котором не было ни ран, ни поражений, ни мыслей о будущем.