ЧАСТЬ 1, КОТОРАЯ ПОЗНАКОМИТ ВАС С ДЕВУШКОЙ ЖЕНЕЙ, ХОТЯ ОНА И НЕ ЖЕНЯ ВОВСЕ.
- Повернись.
- Нет.
- Не упрямься.
- Нет.
- Я все равно сделаю это. Ты же знаешь. А если ты немного расслабишься, все пройдет менее болезненно, чем в прошлый раз.
- Я не хочу.
- Не спорь со мной, давай же, я немного помогу тебе.
Высокий, широкоплечий, стройный. Голос глуховатый, негромкий. И старше ее, лет, эдак, на семь или даже все десять.
Он мог бы быть похож на кинозвезду, эдакого героя- любовника. Если бы не его вечная хмурость, холодность и замкнутость. Робот какой-то, а не мужчина. Вечно в своем зеленом халате, такой же шапочке, медицинских перчатках и маске, открывающей на его лице только его глаза. Она видела только их - глубоко посаженные, внимательные, и бескомпромиссные. Какая бы болезненная процедура не предстояла ей, глядя в эти глаза она понимала, что отказаться или уговорить его не сможет, он все равно выполнит то, за чем пришел. Четкими, выверенными движениями, словно автоматически выполняющими в тысячный раз одни и те же привычные действия, он провел ей уже не одну операцию.
И почему он такой холодный, словно айсберг? Разве врачи не должны проявлять к своим пациентам участие? Он так мало говорит с ней, и - то, все - по делу. Их разговоры всегда происходят в формате "вопрос" - "ответ". Он спрашивает своим умопомрачительным голосом, а она, волнуясь и сбивая дыхание, отвечает о своих здоровье, настроении, снах, - обо всем. Он внимательно слушает, порой, даже - записывает что-то, а у нее складывается впечатление, что он конспектирует ее душу.
Ей никогда не нравились эти его, словно нарочитые, официальность и отстраненность, но зачастую именно они помогали ей хоть немного справиться со своими эмоциями в присутствии него. Она ничего не могла поделать с собой - все время смущалась и робела. Впрочем, наверное, зря, ведь, за все время, что она провела здесь, она раздевала перед ним и свое тело и свою душу, уже сотни раз.
И, вот теперь, пока она терзается домыслами, он легко переворачивает ее лицом вниз, стягивает вниз шорты. Немного, ровно столько, сколько нужно. Но она, как ожог чувствует случайное прикосновение его теплых пальцев и сразу же нервно втягивает живот, пытаясь выровнять дыхание. В этот миг игла резко и уверенно входит под кожу, стирая все волнующие эмоции. Как больно. На глаза навертываются слезы. Из сжатых губ невольно вырывается сдавленный стон.
- Ай.
- Молодец, храбрая девочка. Теперь поспи.
Он аккуратно поправляет на ней одежду и уходит еще до того, как она с трудом, но уже вполне самостоятельно переворачивается на бок, тайком повторяя в своей голове запись последней фразы - "молодец, храбрая девочка". В его голосе она хочет расслышать нотки скрытой теплоты и еще чего-то, от чего сладко сжимается сердце. Но сон берет свое, и она вскоре засыпает.
С тех пор, как ей стало лучше, она стала замечать, что ждет его очередного прихода, с чем бы он ни был связан, ведь это время он посвящал только ей. Потом, когда он уходил, она весь остаток дня украдкой вспоминала, как держалась за его шею, когда он приподнимал ее, как нечаянно прикоснулась щекой к его небритой щеке. Вспоминала его запах, смешанный с запахом медикаментов, и тот ей казался самым лучшим на свете.
Но, с другой стороны, она в полной мере осознавала, что сейчас представляет собой собранный по кускам организм, который исполосован шрамами от операций, который, к тому же, еще и, порой, дурно пахнет - ему требуется, чтобы вынесли отходы его жизнедеятельности, помыли, переодели, удалили нежелательные волосы из одного места, а в другом, наоборот, их расчесали и завязали, хотя бы, в хвостик. И в такие моменты этот образец мужественности очень ответственно помогал ей во всем этом, ведь она не могла сделать ничего из перечисленного сама.
Прошло много времени, но и сейчас тело еще не вполне слушается свою хозяйку, хотя, это и не мешает тому всякий раз предавать ее, вводя в сильнейшее волнение, скрыть которое становится уже практически невозможным. В такие моменты она готова убежать куда-нибудь, но куда убежишь, если и сидеть на кровати ей разрешили только совсем недавно.
После его ухода она весь остаток дня мучает себя размышлениями, но потом, ей, вдруг, приходит в голову, что эти ее желания, возможно, продиктованы вовсе не неотразимостью самого мужчины и его влиянием на нее, а лишь ее собственным одиночеством - она просто ищет теплоты и участия у человека, у мужчины, который, скорее всего, даже женат и не нуждается в такого рода поклонницах. И она начинает казаться себе воровкой чужого счастья. Ей становится стыдно за свое поведение. Она дает себе обещание в дальнейшем не позволять себе ничего лишнего и просто заставить себя быть такой же холодной и рассудительной, как и он.
После трудного дня наступает ночь. Время долгожданного расслабления и приятных сновидений. Но не в ее случае.
Эти сцены повторяются практически изо дня в день. С небольшими изменениями. Она уже все выучила наизусть. Кошмары, перед которыми она бессильна, душат ее обрывками непонятных образов. Ей кажется, что она куда-то очень спешит, бежит очень быстро по дороге. Поминутно оглядывается, чувствуя преследователя. Но из-за плотного тумана, застилающего ее путь, практически ничего не видит. Во сне она кричит и мечется на больничной кровати. Вскоре наступает облегчение.
