В середине лета Ева взяла Олю, котов и переехала за город, к Тане Киселёвой на дачу. Таня со своим зоопарком перебралась в Сергино еще в мае и намеревалась пробыть в деревне до самой осени.
В Сергино Еве было очень хорошо. По утрам они с Таней по очереди готовили завтрак и пили кофе прямо на открытой веранде, любуясь на великолепный Танин сад. Оля сидела с ними тут же за столом, у Евы на коленях и улыбалась. Днем Таня занималась с Олей, давая Еве возможность работать над переводами, потом они втроем шли к реке, где загорали на берегу. После обеда Таня садилась за свои иллюстрации. Ева готовила ужин, играла с Олей.
Оля как то окрепла на свежем сельском воздухе. И Ева радовалась, понимая, что призрак угрожавшего Оле «рахита» отступил.
А поздним вечером, уложив Олю спать, подруги располагались на веранде за пирогами, чаем и долгими задушевными разговорами. В этом доме царила полная гармония, и даже Танины собаки и Евины коты прекрасно уживались друг с другом.
По выходным к ним приезжала Лена, иногда наведывалась Ляля. У Ляли как раз был в разгаре ее «самый страстный и неоднозначный» роман, как она сама о нем говорила. Однажды Ляля даже приехала в Сергино со своим новым любовником – надменным, властным брюнетом – на его очень дорогой машине, в сопровождении его охраны.
Лялин новый избранник не понравился ни Еве, ни Лене, а Таня даже сказала, что в последнее время чувствует какую то тревогу за Лялю и что этот Лялин знакомый производит впечатление неприятного, опасного человека.
Несколько раз в Сергино Еву навещал Сергей. Он ни в чем ее не упрекал, убеждал, что с пониманием относится к ее обстоятельствам, и все таки Ева чувствовала какую то невысказанную обиду, которая горчила в их отношениях.
Она, конечно, с грустью думала о том, что может потерять Сергея. В самом деле, ну зачем ему нужна взрослая, затюканная жизнью и проблемами женщина, когда он без проблем может найти себе юную, без детей студентов и внука младенца в анамнезе, беззаботную девицу?
Однажды летним дождливым вечером, сидя на веранде со спящей Олей, Ева подумала, что она как женщина так и не проснулась, не расцвела, недолюбила, недогуляла, недополучила нежности, не растратила огромный природный запас своей женской сути. Ну вот не было в ее женской судьбе ни цветов, ни никакой то особой романтики, ни миров к ногам, ни рыцарских подвигов во славу ее, и даже элементарной верности мужчин, с которыми ее связывала жизнь – не было. Так подумать, какая то она сирота в любви… А ведь хочется восхищения, и чтобы глаза горели, и кружилась голова, и чтобы все было безумно, ярко, красиво! Хочется именно сейчас, потому что – и вот это совсем честно, беспощадно честно – скоро уже не будет хотеться.
Оля проснулась и заревела, прервав Евины эгоистичные мысли.
Ева вскинулась: «Сейчас сейчас», – и принялась греть Олину молочную смесь.
* * *
В мае Таня переехала на дачу в Сергино. Одним из несомненных плюсов ее работы была возможность дистанционно выполнять заказы для издательства, а значит, она могла провести на даче все лето.
…Многие годы ее своеобразным любимым «летним календарем» или циферблатом ее летней жизни были растения, когда то с любовью посаженные мамой.
Май и вольная дачная жизнь обычно начинались для Тани с цветения сирени или ирисов, июнь приходил с дивными пионами, июль цвел королевскими лилиями и нежными цветами хосты, август раскачивал небесно синий дельфиниум, а прекрасные астры в сентябре означали конец летней жизни и предвещали скорое умирание бессловесных обитателей сада.
Но пока лето было в самом разгаре. На летнем циферблате стоял полдень, и Таня наслаждалась маленькими радостями жизни за городом, в любимом отчем доме, и эти маленькие радости, суммируясь, вполне тянули на одно большое полноценное счастье. А когда к Тане в деревню перебрались Ева с Олей, одной радостью у Тани стало больше.
…Пить душистый чай со смородиной и мятой за разговорами с любимой подругой, сидеть на берегу и смотреть, как ветер гонит по небу облака; вбирать в себя тепло и яркие цвета этого лета, чтобы потом, долгими зимними вечерами, было чем согреться.
Да, этим благословенным летом Таня была счастлива, лишь иногда, на донышке этой медовой банки с летними радостями, чуть чуть горчило Танино сожаление о ее незадавшемся женском счастье. Но она старалась гнать от себя эти мысли, и летом, среди цветов и солнца, это удавалось куда лучше, чем недавней студеной зимой.
Купленные весной с Евой наряды пылились в шкафу Таниной городской квартиры увы, стать женщиной вамп или иконой стиля у Тани так и не получилось. «Ну так, может, и не всем дано?» – улыбалась Таня, принимая теперь как данность, что да – она «просто Таня», а не какая нибудь там Моника Белуччи.
Этим летом Таня много работала в саду и ходила, как она сама про себя говорила, «как огородное пугало»: в штанах цвета хаки, футболках или тельняшках. «Ну а чего мне?» – виновато вздыхала Таня, заметив укоризненный взгляд Евы.
Вот Ева умудрялась и на даче выглядеть на все сто: красивые летние сарафаны и женственные платья в пол, безупречная прическа. Ева уже к завтраку выходила королевишной – всегда ухоженная, подтянутая. Таня любовалась подругой: в Еве было что то аристократическое, и в ней было так много истинной женственности. Но больше всего Таню восхищало то, как мало значения своей красоте придает Ева. Ева не считала свою привлекательность каким то капиталом или достоинством, она воспринимала этот подарок фей как что то обыденное, будничное, не заслуживающее внимания.
