Я уже попрощался с Юркой, моим другом, и собирался домой. Но появился во дворе его папа, опять навеселе, качаясь и кланяясь до земли. Юрке всегда неудобно было за отца, и он уже хотел сбежать, но его остановила за руку Бурачиха, его бабушка:
– Куда!?Он же папа! Он же любит!
Она подвела его к отцу, и тот схватил сына на руки и крепко прижался своей щекой к его лицу.
– Сыночек! Вот и папка пришёл!
– А ты что рот разявил на чужого отца? – повернулась ко мне Бурачиха. Марш отсюда, безотцовщина! Лучше бы твоя маманя – учителка нашла тебе отца, а не ковырялась с тетрадями целыми днями.
Вот так всегда, а я просто хотел посмотреть на Юркиного папу, ведь своего у меня не было никогда. И я мечтал просто о том, чтобы мой родной папа прошел мимо, а я хоть одним глазком на него посмотрел.
И снова я горько плачу, поднимаясь на свой второй этаж старого облезлого желтого дома с квартирами-коммуналками. Дверь открывает мама.
– Опять Бурачиха?
Так началась моя история: просто и даже грустно, как бывает часто в жизни, а закончилась волшебным сном. Это не могло произойти с любым мальчишкой, который жил вдвоем с мамой и мечтал о папе, и об исполнении фантастического желания побывать в настоящем лесу и увидеть, как живут-поживают его обитатели. Эта история могла произойти только со мной, непослушным мальчишкой, и только в чудесное Рождество, о котором я тогда ничего не знал.
Мама моя, Маргарита, была еще совсем молодая, работала в школе учительницей и вечерами, не обращая на меня внимания, проверяла высоченные стопы тетрадей.
Я старался совсем не беспокоить её, но мне всегда хотелось спросить об очень важном: вернется ли папа. Но всякий раз, глядя в её грустные-прегрустные глаза, я понимал, хоть и маленьким был шестилеткой, что папа не вернется никогда, и мне остается только мечтать о нём.
Итак, в канун Рождества, глядя на еще нарядную ёлку, которая для меня была несказанной радостью, я вдруг осознал, что ёлочки скоро не будет, и папы у меня нет и не будет, а будет всё, как всегда. И от этой мысли становилось грустно.
– Мам, а ёлочку когда убирать будем?
– До Рождества, Егорка, стоять будет, пару дней ещё;
– А что это Рождество такое? И почему ёлочке нельзя подольше побыть у нас?
– А все так делают, сынок, о чем-то думая, равнодушно произнесла мама.
И я не получил ответа на свой вопрос: что же это такое Рождество? Но вскоре этот светлый праздник сам придёт к нам, потому что он не мог не прийти, если две одиноких души так нуждались в нём. И это будет не просто, и я тогда не готов был пройти этот путь.
А пока я смотрел на ёлочку и представлял себе папу, высоким, могучим, в шубе, унтах и лохматой шапке, а рядом с ним маленькую, во всем пушистом маму. Я держу их крепко за руки, и мы идем по заснеженному лесу. Мне совсем не страшно – рядом папа! А если волк, серый, зубастый? Начинаю приставать к маме:
– Мама, мам, а если в лесу мальчик встретит волка? Серый его съест? А если он будет с папой?
– Все равно съест, сынок! Не думай о таких страшилках – с тобой это не приключится!
– Почему? Я разве никогда не пойду в лес? Или у меня всю жизнь не будет папы? Сегодня опять Бурачиха обижала: обзывала безотцовщиной, со двора гнала, тебя ругала.
Мама отложила дела и обняла меня как-то необыкновенно, с радостью.
– Не хотела тебе говорить раньше времени, сынок, чтобы ты крепко поспал перед поездкой… Но самой уже захотелось быстрее тебя обрадовать.
Мне сказала одна старая-престарая учительница, что в Рождество путь к мечте короче. И я решилась ради тебя, Егорушка, пройти этот путь. Впервые просила Небеса. Завтра, завтра, мы начнем новую жизнь: появится у тебя, сынок, и папа, и даже бабушка, его мама, старенькая и очень добрая. Она приглашает нас познакомиться и встретить вместе Рождество. А живёт она, между прочем, в деревне, у леса. Скажу тебе больше, Егорка, завтра мы пойдем в лес заготавливать дрова.
Как в сказке! Папа! Настоящий лес! Нет, нет! Ты не разрешишь мне называть его папой!
– Егор, разрешу, главное, чтобы он тебе понравился. Ради тебя, сынок, затеваю, а мне все равно, – вздохнула она. Усни! И быстрее наступит завтра.
Я свалился без чувств. А мама потихоньку продолжала:
– Про Рождество ничего не могу рассказать тебе, Егорка, деревенскую бабушку спросишь, – они, старенькие, все знают.
А я долго не мог уснуть. Представлял, как стая волков с огненными глазищами гоняется за санями, в которых сидим мы с мамой, накрытые тяжелой шубой. Лошади мчатся так быстро, что за нами нельзя угнаться. Я достаю бублики из мешка и пуляю ими в волков. И мы с мамой весело смеёмся. Вдруг пошел белый-белый снег, в миг завалил сани, и лошади – ни с места. И передо мной вдруг из снега выныривает волчья пасть. И я от страха зарываюсь в одеяло и стараюсь уснуть.
А ночью и вправду выпал снег, и наступило утро, ослепительно белое и радостное. И в комнату вошла мама, нарядная и необыкновенно красивая.
– Пойдём, Егор, будем знакомиться с папой. Веди себя хорошо, сынок.
Мы шли по длинному коридору нашей коммуналки, и я поднял плечи повыше, набрал побольше воздуха в щёки, чтобы предстать перед моим будущим папой мужественнее, ведь тогда я еще был худеньким пацаном, слабеньким, как травинка.
