Как тонка грань между сном и реальностью, между правдой и ложью. Между любовью и ненавистью… Кому-то потребуется целая жизнь, чтобы понять это. Кому-то – несколько лет. Мне хватило нескольких недель…
***
За окном сгущаются сумерки. Небо затягивает тучами, скоро наверняка начнется дождь. Ветер усиливается, деревья жалобно поскрипывают, сбрасывают последние листья и сухие, безжизненные веточки. В моем мире сейчас осень…
Вообще-то, я люблю непогоду. Мне нравится дождь, гроза, сумрачные, тяжелые тучи. Вот и сейчас я подхожу к окну, вглядываюсь в темноту и наслаждаюсь.
Первые капли тяжело ударяют по подоконнику. Сначала робко, словно собираясь с силами. Потом все сильнее и сильнее, – адажио… стретто… Фортиссимо!
Распахиваю настежь форточку и блаженствую. Вдыхаю свежий прохладный воздух и не могу надышаться. Упиваюсь музыкой дождя…
***
Подхожу к иконам, поправляю фитилек негасимой лампадки. Долго смотрю в глаза Спасителю. И начинаю молиться. Не по молитвослову, нет. Своими словами ‒ сегодня мне хочется просто поговорить. И я разговариваю. Что-то рассказываю. Прошу прощения. И помощи…
Высказав все, что хотелось, благодарю Бога за прожитый день и тихонько сворачиваюсь в клубочек на стареньком, продавленном, таком уютном диване. Тихо лелею надежду, что мне и сегодня позволят побывать там, где за последнее время я бывала неоднократно. В Городе, который есть…
Когда я впервые там очутилась? Точно даже и не вспомню. Но произошло это совсем недавно. Наверное, в тот самый день, когда мне вынесли окончательный, «расстрельный», приговор.
***
…Ступаю босыми ногами по булыжной мостовой. Она чуть влажная от утренней росы, в Городе раннее утро и весна.
Останавливаюсь возле пекарни, разглядываю себя в большой застекленной витрине. Сегодня я в простом белом платье с голубым пояском и в маленьком, кокетливом беретике со смешным хвостиком на макушке. Голове отчего-то тяжело. Я изворачиваюсь перед витриной, пытаясь разглядеть свою прическу. Дома у меня черные волосы и короткая, мальчишеская стрижка… А сейчас я вижу тугой, пшеничного цвета узел, стянутый на затылке. Начинаю сомневаться ‒ не парик ли? Осторожно дергаю узел. Нет, волосы мои, живые. Что ж, неплохо.
Но почему я босиком? Впрочем, меня это не особо волнует, да и наряд выбираю не я. Каждый раз Город преподносит мне какие-то сюрпризы.
Из пекарни выходит толстый, румяный, приветливый пекарь. Он улыбается, и на его щеках играют веселые ямочки.
‒ Доброе утро, Александрина!
Я не удивляюсь ‒ жителей в городе немного, мы все друг друга знаем. Останавливаюсь на мысли, что причисляю к жителям Города и себя, и мне становится немножко грустно. Нет, не то чтобы грустно. Так, слегка печально ‒ все-таки я здесь чужая…
Пекарь протягивает мне свежеиспеченный калач. Какой умопомрачительный запах!
Я присаживаюсь за крохотный круглый столик, из середины которого растет тонкая блестящая ножка, заканчивающаяся веселым полосатым цветком-зонтиком. Столик отгорожен от мостовой кадками с растениями, на листьях подрагивают радужные росинки, и в каждой отражается кусочек утреннего солнца. Меня окутывает, завораживает, очаровывает это бриллиантовое великолепие росы, запах свежей выпечки, распускающихся цветов и недалекого моря… Господи, за что мне такое счастье?
‒ Спасибо, Питер! – говорю я и принимаюсь за калач.
А Питер вдруг спохватывается и убегает в пекарню, чтобы через полминуты вернуться со стаканом свежего молока. Ставит высокий стакан передо мной, и присаживается напротив. Подпирает испачканной в муке рукой пухлую щеку и с улыбкой смотрит на меня. Глазки у него маленькие, но очень яркие и веселые. Сколько раз я видела Питера, и всегда он в отличном настроении. «Какой счастливый человек», ‒ с легкой завистью думаю я. Наверное, это так здорово – уметь всегда радоваться.
Я потихоньку попиваю молоко, отщипываю кусочки калача и поглядываю по сторонам. Торопиться мне некуда ‒ время в Городе неспешное, словно немножко сонное. Минуты не торопясь перетекают одна в другую, а иногда даже и вовсе замирают. Мне это непонятно, я привыкла к суете и вечной спешке в моем мире. Хотя, попадая в Город, я всегда быстро перестраиваюсь и привыкаю к этому странному ритму. И что мне нравится больше всего ‒ я всегда успеваю туда, куда надо успеть.
Наверное, это чудо, но Горожане воспринимают свое течение времени спокойно, словно так и должно быть… Счастливчики, им никогда не приходилось бежать вдогонку за трамваем, или вскакивать от злого трезвона будильника. Впрочем, что такое трамвай, они даже и не знают.
Мимо моего столика неторопливо проходит часовщик Чарли. Я улыбаюсь и киваю ему, он в ответ приподнимает шляпу и тоже улыбается.
Его мастерская напротив, через дорогу. Над дверью в мастерскую висят старинные часы с маятником. Часы самые настоящие, не муляж. И по ним всегда можно узнать точное время. Сейчас часы показывают половину восьмого утра. Пожалуй, мне пора. Отставляю пустой стакан и встаю.
Вот еще одна удивительная вещь… Людей из нашего мира я научилась определять сразу же. И даже не по тому, что они все, как один, настороженные и пугливые. А по тому, что от них не светло. Да. Как они сюда попадают – я не знаю. Никогда не спрашивала, да, боюсь, никто и не ответит…
