- Ты реально думал, что способен меня переиграть, щенок? Что ты о себе возомнил, Маннерс? Что, такие, как ты правят всем миром и имеют там какие-то неоспоримые права абсолютно на всё и вся? Я повторю тебе ещё раз, мой наивный и не в меру избалованный мальчик. Ничего особенного в тебе нет. Ты полный ноль. Ничтожество, мнящее себя хозяином жизни только потому, что твои предки когда-то сколотили себе состояние на грабеже и убийствах в британских колониях. Всё, чем вы якобы владеете сейчас – обагрено кровью миллионов невинно убитых по всему миру англосаксами людей, в том числе и детей. И вот данное осознание, то, что вы столетиями безнаказанно жрали чужие жизни, присваивали то, что никогда вам не принадлежало и создаёт в тебе ложное мнение, будто ты всемогущ, всесилен и едва ли не бессмертен. Нет, Уолт. В этом-то и заключается вся ирония. Ты явился на этот свет маленьким и беспомощно орущим комочком нагой плоти и таким же останешься до конца своих дней. Куском ходячего, говорящего и даже вроде как думающего мяса. И, да, никто не запрещает тебе мечтать или фантазировать на те или иные темы. Это единственное, на что ты ещё можешь вроде как претендовать. Мечтать, как говорится, не вредно. Только там ты и можешь, сколько влезет, изгаляться и онанировать хоть до кровавых мозолей – в своих безудержно извращённых фантазиях на вольные темы. Там, Уолтер, и только там. Это твоя исконная и принадлежащая по праву вотчина, куда не способен вторгнуться никто другой со стороны. Но не здесь. Тут ты только гость. Причём незваный. Грубо говоря, никто. В край оборзевший юнец, которого давно не ставили на место. Вернее, в угол, голыми коленками на горох и не пороли, как следует, за все совершённые им проступки и даже смертные грехи. А ты их за последнее время наворотил столько, что даже я со счёту сбился.
- И что? Ты решил меня поставить в этот угол, взяв на себя роль праведного судьи и чуть ли не самого бога? Не много ли ты на себя берёшь, Шеффилд? По ходу, это ты слишком много о себе возомнил.
Шеффилд скривил губы в презрительной ухмылке, тем самым демонстрируя своё неоспоримое превосходство над более младшим соперником. Превосходство, над которым ещё никто до Маннерса так и не сумел взять верх.
- Я у себя дома, Уолт. Да, возможно не в своём штате и не в своём городе, но это моя страна, в которой я родился и вырос. И, да, в Нью-Йорке у меня тоже хватает недвижимости, причём поболее вашей. Так что, как не крути и с какой стороны не глянь – лишний здесь во всех смыслах именно ты. Это мир со своими давным-давно сформировавшимися хозяевами и элитой, среди которых вашей братии не место. Даже если вы станете, подобно принцу Гарри мешать свою кровь с нашими наследниками. Мы давно от вас отделились – очень давно. Поэтому повторяю ещё раз. Ты здесь никто. Всего-навсего залётный гость, посягнувший на чужую собственность и прибравший к рукам то, что тебе никогда не принадлежало и не будет принадлежать. И не тебе ли знать, что бывает с теми, кто не желает добровольно возвращать чужие вещи.
- Я думал, рабство в США кануло в века ещё в девятнадцатом столетии. И, к слову… Я так и не увидел предоставленных тобою документов, в которых бы подтверждалось твоё законное право на безграничное владение Анной Лорен Брайт. Сколько словесного трёпа и ничего по существу.
В этот раз Шеффилд буквально осклабился, выставив напоказ идеальное творение техасских дантистов и протезистов, которое даже вблизи было бы невозможно отличить от натуральной эмали и естественного прикуса. Да и взгляд по хищному прищуренных зелёных глаз безупречно гармонировал и с его оскалом, и с выбранным выражением лица истинного хозяина положения.
В общем, что бы Маннерс сейчас ему не сказал и чем бы не пытался его поддеть, Шеффилд даже думать не станет, чем защищаться. Ибо не он здесь ответчик. Он и заявился сюда как раз с тем, чтобы предъявить неразумному сопернику весьма серьёзные обвинения и те же права с требованиями немалой компенсации за пользование чужой собственностью.
- Я тебя уже предупреждал, Маннерс. Либо будь хорошим мальчиком и делай всё то, что от тебя просят сделать, либо… за последствия я не ручаюсь. Я здесь только за тем, чтобы забрать принадлежащее мне по праву. И ты прекрасно знаешь, что так оно и будет. Я это всё равно заберу. Вопрос только в том, как. По-хорошему или по-плохому.
- А если я её у тебя куплю? Я так понимаю, тут вопрос лишь в цене и в некоторых принципах, да? Возможно, многие принципы и нельзя как-то переиграть или изменить их главную составляющую, исходя всё из тех же упрямых позиций. Но, разве в нашей жизни не всё продаётся и не всё покупается? В том числе и какая-то часть жизненных взглядов, ценностей и убеждений. Разве не у всего и вся есть своя цена? И, уж тем более, у какой-то Анны Брайт. Просто назови её цену. И свою, к слову, тоже. Сколько стоит твой отъезд из Нью-Йорка, вернее даже, твоё возвращение в Техас? Более того. Я готов даже доплатить за то, чтобы больше нигде тебя не видеть и не сталкиваться с тобой «случайно», неважно, когда и где.
Когда ты ступаешь на эту опасную для жизни стезю, ещё и против своей воли, ты уже не можешь воспринимать происходящее, как-то иначе. Оно тебя затягивает, с головой. Становится твоей неотъемлемой частью, отравляет твою кровь, плоть и разум. Делает своим смертельным заложником и не отпускает до тех пор, пока ты сам не поставишь в этой истории финальную точку.
